В общем, мы справились, и на исходе третьего дня я могу сказать, что работа близка к завершению. Остался только маркиз Эней Райнер, которого я хочу навестить до наступления темноты, и шабаш. Завтра император получит список обратно, а в моём распоряжении, помимо Вирана и Нунца, окажется ещё семь отставных гвардейцев. Было бы девять, если бы появились Дин Осколье и Атли Рокай, но их нет. Два чёрносвитника несколько дней назад покинули родовое поместье семьи Рокай и словно в воду канули. Захотят – проявятся, хотя я ждал их раньше, а пока следовало решить, что я доложу императору. Хотя чего решать? Доложу правду, а она выглядит не очень красиво.

Канцлер вступил в сговор с великим герцогом Канимом и, пользуясь служебным положением, вымогал у имперских купцов, аристократов и промышленников деньги. Продолжалось это не меньше года. И за такой немалый срок из богатейших людей государства выкачали золота на сумму от ста двадцати до ста пятидесяти миллионов иллиров, не считая отобранных земель и товаров. При этом в казну поступила только половина изъятого золота, а остальное было поделено между Канимами, канцлером и его верными сторонниками. Самый ярый имперский патриот не нуждался в деньгах и всегда жил достаточно скромно, но на развитие своей организации, которая целиком так и не вышла из подполья, и на поддержку товарищей он средств не зажимал. И что следовало отметить особо – прямых доказательств его участия в особо неблаговидных поступках нет. Невозможно привлечь канцлера к ответственности по закону, а исполнителей лидер «Имперского союза» никогда не жалел. Следовательно, если раскручивать дело против графа Руге на официальном уровне, крайними окажутся посланцы канцлера, семь-восемь человек. Этих людей объявят мошенниками, а затем уберут или спрячут. Концы в воду.

Впрочем, официального разбирательства не будет при любом раскладе. Это, скажем так, внутрисемейная разборка. И, получив приказ императора, канцлер и великий герцог Ферро приостановили деятельность по экспроприации экспроприаторов. Что успели урвать, поделили и притихли. А теперь они смотрят на Марка, ждут его шагов, и от этого будет зависеть, что они предпримут.

Гораздо важнее другой аспект деятельности графа Руге – давление на отставных гвардейцев. Конечно, многие из них, как и я, весьма богаты. Но зачем давить на них, если есть другие, более лёгкие жертвы? А ответ на поверхности. Таким образом канцлер пытался ослабить возможную оппозицию и задавить даже намёк на сопротивление его воле.

Как пример – моя история. Я стал слишком самостоятельным и независимым. Своя армия и флот, тайная стража и оборотни, чародеи и мастера, исследователи и учёные. Граф Ройхо посмел иметь своё мнение, и за это меня хотели разорить, пригнуть к земле, заставить склонить голову и сделать покорным. Мотивация канцлера и великого герцога ясна. Ослабляя конкурентов и подавляя независимость гвардейцев, они становились сильнее. И что характерно, прикрываясь волей императора, пополняли государственную казну и поддерживали своих сторонников, то есть делали благое дело.

«Всё-таки жаль, что Марк против убийства канцлера, – промелькнула у меня мысль. – Если его убрать, всё стало бы гораздо проще. Однако император помнит не только плохое, но и хорошее. Канцлер его воспитал, и это многое объясняет. А значит, от прямого противостояния придётся отказаться. Но, наверное, это к лучшему. Меньше крови прольётся, и когда Марк возьмёт власть в свои руки, имперцы и граф Руге перестанут представлять угрозу. По крайней мере, мне и государю этого очень хотелось бы…»

Неожиданно, прерывая мои размышления, карета резко дёрнулась, заржали лошади, и раздались нервные окрики дружинников.

«Нападение!» – И я приготовил «Чёрную петлю».

Однако сражаться было не с кем, опасность мне не грозила, хотя телохранители приготовились к бою. Дружинники нацелили арбалеты на двух дворян, которые перекрыли узкий проезд. И я, узнав их, отдал команду:

– Отбой! Опустить оружие!

Дворяне, Дин Осколье и Атли Рокай, с усмешкой поглядывая на кеметцев, прошли мимо всадников и приблизились к карете. Несколько мгновений они молчали, я тоже не торопился начинать разговор. Они изучали меня, а я смотрел на сослуживцев и вспоминал прошлое.

Осколье и Рокай – превосходные бойцы Чёрной свиты. Молодые, резкие и бесстрашные. Статные красавцы, любимцы женщин, дуэлянты и верные друзья. Такими я их запомнил. А теперь передо мной стояли уже не юноши, а мужчины. Плечи стали шире, руки огрубели, а взгляд жёсткий и колючий. У Рокая седая прядь на виске, а Осколье слегка, еле заметно, прихрамывал.

– Да уж, друзья, гляжу, потрепала вас жизнь, – сказал я, начиная разговор.

– А тебя, наоборот, – ответил Осколье, – приподняла и приблизила к государю.

В разговор вступил Рокай:

– Ты нас звал, и вот мы в столице.

Я кивнул:

– Это так. Однако я ждал, что вы появитесь на квартире, которую для вас сняли.

– Мы решили сами выбрать место и время встречи.

– Долго меня поджидали?

– Час. Как только ты вошёл в дом Мадирэ, осмотрелись и заняли позицию. Тут спокойно, шпионов канцлера нет, они позади твоей кавалькады, а своим людям ты доверяешь.

– Значит, вы всё-таки опасаетесь графа Руге?

– Есть немного.

– Прошу в карету. Поговорим без лишних глаз и ушей.

Друзья обменялись взглядами и согласились.

Вскоре мы снова начали движение, и Осколье сказал:

– Нам известно, чем ты занимался после отставки, и мы догадываемся, чем занимаешься сейчас.

– Ну и чем же, по вашему мнению, я занимаюсь?

– Ты помогаешь императору осадить канцлера. Если бы не это, мы не встретились бы. Говори сразу, чего ты хочешь от нас?

– Сначала пара вопросов.

– Валяй.

– Как давно вы за мной следите?

– Три дня.

«А мои агенты их не заметили», – отметил я.

– Почему граф Руге на вас взъелся?

– Когда ещё служили в гвардии, кое-что увидели, что не должны были, и ушли в отставку. На всякий случай, чтобы не привлекать внимания и не мозолить графу Руге глаза. Ушли спокойно, без нареканий и упрёков, а Гедмин Сид нам даже руки пожал и сказал, что мы всегда можем вернуться. Какое-то время было тихо, а недавно на нас стали давить.

– Угрожали и денег требовали?

– Да.

– Много?

– С меня сто тысяч, почти всё, что в наследство от покойного батюшки получил, – поморщился Осколье.

– А с меня триста тысяч и весь пай моей семьи в промышленной компании Марика Стурхолля, – нахмурился Рокай.

– И что вы?

– Была мысль поговорить с канцлером по душам и напомнить, что мы всё ещё имперцы, хотя от дел отошли, или оказать вымогателям сопротивление, но решили немного выждать. А потом получили от тебя письмо.