– Прелестно, милочка, – ласково сказала Авуаз. – Но теперь тебе надо лечь и поспать.

– Потому что завтра тебе спать не дадут! – вставила Сибилла, и они с герцогиней расхохотались.

Дамы начали расходиться, чтобы присоединиться к своим мужьям в тех закутках, которые им предоставили. Мари двинулась было за Элин, но герцогиня позвала ее обратно.

– Вода еще не остыла, – сказала Авуаз. – Почему бы тебе ею не воспользоваться, Мари? Ванна одной девицы вполне подойдет и другой, а я мылась на позапрошлой неделе, так что сейчас не хочу.

Мари была немного озадачена, но ей показалось обидным тратить горячую воду зря. Она поблагодарила герцогиню и начала распускать завязки своего серо-голубого платья. Сибилла была последней издам, оставшихся в комнате, но и она нетерпеливо ждала у двери. Авуаз кивком отпустила ее, и Мари осталась с герцогиней вдвоем.

Авуаз взяла горсть розовых лепестков из корзинки, оставленной прислугой, и начала понемногу бросать их в тепловатую воду. Долгие, ленивые сумерки наконец сгустились, и шум и возбуждение в замке сменились тишиной. Мари молча сняла рубашку и залезла в лохань, доходившую ей до талии. Встав на шероховатом дне на колени, она начала распускать заплетенные в косы волосы.

– Итак, Тиарнан завтра женится, – задумчиво проговорила герцогиня. – Ох, я чувствую себя старухой! Я помню, как он в первый раз приехал ко двору: сидел за спиной старого священника Таленсака на старой крестьянской кляче. Кажется, это было шестнадцать лет назад? Нет, семнадцать. Он был худеньким, маленьким, и не получил никакого благородного воспитания, и ни слова не знал по-французски. И посмотри на него сейчас! Лучший рыцарь Бретани, так его называют.

– Так его называют? – переспросила Мари, улыбаясь и расчесывая волосы пальцами.

Авуаз рассмеялась.

– Ах! Мне не следует сомневаться в твоем рыцаре-защитнике! Но сейчас то же самое говорят еще о двух или трех других. Так называли и кое-кого раньше и так будут называть тех, кто придет потом. Когда-то так называли и моего бедного брата, да упокоит Господь его душу! Хотя я не думаю, что так стали бы говорить, если бы он не был герцогом. Тиарнан заслуживает такое именование больше, чем многие. Он – смертоносный воин и мирный сосед, а чего еще может свет желать от рыцаря? Он мне всегда нравился. Бог знает почему: ведь я была легкомысленная шумная молодая женщина, а он был молчаливым ребенком и серьезным юношей – но это было так. Я отношусь к нему почти по-матерински! Ну, как я сказала, они должны быть счастливы. Она – славная девушка, добросердечная. Она его никогда не поймет, но, наверное, это не так уж важно.

Мари не знала, как ей на это отвечать. Она окунула голоу и расправила волосы в мягкой воде с ароматом роз.

– Она его любит, – проговорила она, вынырнув. – Разве это не поможет ей его понять?

Авуаз фыркнула.

– Элин Тиарнана не любит. Она постарается быть ему хорошей женой и, может быть, когда-нибудь его полюбит, но сейчас. Сейчас она просто рада тому, что выходит замуж за знаменитого рыцаря и становится хозяйкой поместья. Она – натура простая. Поговори с ней какое-то время – и узнаешь, что она думает обо всем. Тиарнан – другое дело. Там есть такие глубины, которых я не знаю, а ведь я знакома с ним уже давно. Любит ли он ее, или это только жар крови? Не могу сказать.

Сердце Мари снова начало свое упорное сражение с ней. Она взяла горсть мягкого мыла из сапа и древесной золы и натерла им голову.

– Это не просто кровь, – решительно сказала она. – Элин – воплощение чистого очарования, словно яркое солнце. Это его чарует, потому что в его душе есть темные уголки, глубокие бездны.

Авуаз молча смотрела на нее долгие мгновения, а потом опустила глаза и начала помешивать усыпанную розами воду в лохани.

– А ты откуда это знаешь? – спросила она.

Мари почувствовала, как у нее горит кожа. Она не может этого знать. Она едва знакома с Тиарнаном. Она погрузилась в воду, чтобы избежать необходимости ответить, и ополоснула волосы. Когда она вынырнула, герцогиня смотрела прямо на нее.

– Я могла бы пожелать, милая моя Мари, – тихо проговорила Авуаз, – чтобы он женился на тебе. И мне кажется, что если бы он сделал тебе предложение, ты не стала бы дарить ему свою скромную улыбку и отказываться, как ты делаешь со всеми остальными.

– Почему вы так говорите? – спросила Мари чуть резче, чем требовали приличия. – Я, конечно, благодарна Тиарна-ну за то, что он меня спас, но я не настолько глупа или порочна, чтобы питать любовь к мужчине, который завтра женится на другой.

Авуаз устремила на нее проницательный, но ласковый взгляд.

– Я наблюдала за тобой, когда ты о нем говорила. Всегда можно понять, как девушка относится к мужчине: для этого надо просто внимательно наблюдать за ней, когда о нем идет разговор. Особенно если она раздета. – Герцогиня хрипло хохотнула и поспешно добавила: – Но не надо сердиться, милая. Я знаю, что ты честная, и не сомневаюсь в том, что ты не позволила себе никаких вольностей. Это я сегодня вольничаю. Я дала волю своему любопытству. Я всю жизнь прожила при дворе, и ничто так не интересует меня, как люди. Мне любопытно просто наблюдать за ними, просто видеть танец. Я знаю Тиарнана и люблю его больше других, с самого его детства. И если уж на то пошло, ты тоже натура сложная. Но не тревожься: я знаю, что он танцует с Элин, а ты твердо намерена сидеть в стороне. Ты должна извинить невежливое любопытство тех, кто старше тебя.

Мари вылезла из лохани и завернулась во влажное полотенце Элин.

– Я не могу не извинить невежливое любопытство герцогини, – с горечью ответила она.

Она хранила в тайне боль своего сердца и теперь чувствовала себя виноватой и обнаженной. А Авуаз только рассмеялась.

– Да. Быть герцогиней забавно.

И на это Мари не смогла не улыбнуться.

Мари снилось, что она идет по узкой лесной тропинке. У нее над головой встревоженно чирикали птицы и шелестели листья. Она вышла на поляну и обнаружил а там длинную насыпь, окруженную деревьями. На покрывшей ее зеленой траве цвели красные маки и росли болиголов и кустарник с лиловыми цветами, называемый сладко-горьким пасленом. В конце насыпи стояли два высоких серых камня, зарытых в землю на небольшом расстоянии друг от друга: они походили на дверную раму, которая вела на зеленый дерн. Мари подошла к камням и, опершись на один из них рукой, поняла, что это действительно дверь и что за ней лежит нечто страшное или чудесное, что могло бы навсегда изменить ее жизнь, вот только пришла она слишком поздно – или слишком рано, – и дверь закрыта. Она протестующе вскрикнула и отвернулась. Позади нее под деревьями сидел волк и наблюдал за ней. Она без страха заглянула в его окруженные черным глаза.

Проснувшись, она обнаружила, что наступило утро. Рядом с ней мирно спала Элин, которая беспокойно металась полночи. Мари неподвижно лежала, устремив взгляд в потолок. Ее сердце было странно онемевшим. Она не испытывала ревности к Элин; чтобы ревновать, она должна была иметь какое-то место, которого бы ее лишила эта девушка, – а Мари знала, что в жизни Тиарнана у нее никакого места нет. Сон о том, что она упустила нечто невероятно важное, окутывал все вокруг, словно густой туман.