на девочек. Те переглянулись и пожали плечами. – Варенье? Можем их высушить. Или… сок? – Девочки кивнули. Я повернулась к директору. – Фома Измаилович, вы что думаете?

Карапетов удивленно посмотрел на меня. И не надо делать такое лицо! Я же вижу, кое-кто пытается свалить на мои хрупкие плечи сложное семейное решение.

– Я тоже люблю компот, – все же произнес он.

– Я тоже за компот, – решила я. – Так девочки, вы не в обиде? – Повернулась к сестренкам. Те, улыбаясь, помотали головами. – Тогда семейный совет постановил, что будет компот. Ладан?

– Все сделаю, хозяюшка, – в голосе домового слышалась улыбка.

После этого ужин прошел в весьма непринужденной обстановке. Мы с Тихомиром обсуждали предстоящий учебный год, Фома Измаилович улыбался чему-то своему, а девочки уминали ужин так, как будто неделю голодали. Хорошо, что одежду и вещи для учебного года им уже привезли. Разные, между прочим. Я вообще заметила, что Карапетов стал ко мне больше прислушиваться в плане индивидуального подхода к воспитанию.

А вот ночью мне снова не спалось. Бессмысленно было ругать себя за совершенную глупость, но мысли в голове бродили не самые радужные. Помаявшись до полуночи, я решительно встала с кровати, подошла к окну и распахнула его, чтобы подышать свежим воздухом. Луну закрыли облака и сейчас она выглядела почти мистически. Красиво.

Откуда-то снизу послышался странный звук. Как будто кто-то неистово… колотил по чему-то твердому, но не звонкому. Мне стало интересно, а потому я высунулась из окна. Никого не видно. Эх!

Подумав, я решила сходить и посмотреть, что там такое. Любопытство, конечно, кошку сгубило, но почему-то я была уверена, что мне ничего страшного не угрожает.

В спортзале никого не было, а вот дверь, ведущая в сад, была открыта. Я прошла туда и огляделась. Звук шел откуда-то слева, а потому я направилась по едва заметной тропинке в ту сторону. Там за одной из яблонь действительно висела груша. Вокруг нее… фактически танцевал (другим словом это было сложно назвать) директор. Без футболки. В одних шортах. Босиком. Он быстро передвигался и наносил сильные удары по кожаной твердой поверхности… без перчаток. Я села на стоящую здесь лавочку и принялась следить за ним.

Мне сейчас казалось, что фигура Карапетова как-то изменилась с тех пор, когда я видела их с Тихомиром тренировку в первый раз. То ли плечи стали шире, то ли талия уже. Ноги… и так были сильными. И он вроде бы как подрос? Наверное, это все обман зрения, но сейчас я почему-то нашла его фигуру весьма неплохой. И животик куда-то исчезать стал. Нет, он был еще, но едва заметный.

Звук ударов прекратился, и Фома Измаилович резко повернулся ко мне. Шумно вдохнув, он медленно опустил руки.

– Дамира Алмазовна? – Выдохнул.

– Мне не спалось, и я решила погулять, – пожала плечами и вцепилась пальцами в скамейку, чтобы не нервничать больше обычного. – А тут вы… деретесь, – заключила, рассмотрев, что из груши на траву стекает песочная струйка. Он ее все-таки добил?

– Да, – он сделал неуверенный шаг в мою сторону. – Я тут… Тренировка вечерняя, – теперь он шагнул ближе ко мне более уверенно.

А я, чтобы не смотреть на его голые плечи, отвела взгляд и…

– У вас кровь на руках, – возмутилась увиденным.

С костяшек его пальцев сейчас на траву стекали капли крови. Он растерянно посмотрел на свои руки. Потом снова на меня.

– Скоро все заживет, – беспечно хмыкнул он, изучая меня. – Это не страшно.

– Это больно, – я поднялась со скамьи. – Зачем себя так истязать?

Я подошла, схватила одну его руку и стала осматривать. Света от лампы, висевшей над дверью, ведущей в дом, было достаточно, чтобы увидеть уже подсыхающую корочку крови. На тыльной стороне руки красовались несколько шрамов, на которые я раньше не обращала внимания.

– Так проще держать голову холодной, – сказал он ровным голосом и отнял свою руку. – Через десять минут даже следов не останется.

– Это не повод делать себе больно, – сердито ответила я. – Есть другие способы держать себя в руках. Холодный душ, например.

К моему удивлению, Карапетов пытливо смотревший в мое лицо до этой секунды, коротко хохотнул и заявил.

– Дамира Алмазовна, меня так к вам тянет, что даже утопление не поможет ни коим образом. – Сказав это, он посмотрел на дом. – Поздно уже. Да и дождь сейчас начнется. Идите спать.

Я обиделась. Я тут как лучше хочу, а он меня спать отправляет. Вот и пойду. И усну сразу же.

Развернувшись, хлестнула его волосами и направилась к двери. На пороге обернулась и с удивлением увидела, что он прижал к носу ту руку, которую я держала пару минут назад. Решив, что это не мое дело, я продолжила свой путь. В спальне забралась под одеяло и закрыла глаза, стараясь выкинуть все мысли из головы.

«Меня так к вам тянет», – вспомнила вдруг. Села на кровати и протяжно выдохнула. Блин! Он там из-за меня страдает, а я тут обиделась на него. Ладно, завтра извинюсь, если снова не обижусь.

Я уже хотела было лечь обратно, как вдруг услышала, как по окну забарабанил дождь. Отбросив одеяло, прошла к окну. По стеклу скатывались прозрачные капли, рисующие свои призрачные картины. А еще из окна было видно, как внизу под дождем стоял полуобнаженный мужчина. Он поднял голову к небу и стоял под хлещущими каплями, не подчинившись природе. Просто он стал ее частью.

Глава 14

Фома

Я долго стоял под холодным душем, который совершенно мне не помогал. Прошло уже две недели с тех пор, как я попробовал кровь Дамиры, и все становилось только хуже. Последние три ночи мне не удавалось заснуть ни на минуту. А ведь учебный год уже начался и мне приходилось решать те же проблемы, что и раньше. Сосредоточиться на работе становилось все сложнее. Намного сложнее. А самое страшное: я понимал, что долго так просто не протяну. Я прекратил занятия с Тихомиром, потому что от меня уже начали шарахаться дети. Взрослые, кстати, тоже. И если в школе я еще как-то мог работать, то мое приближение к интернату вызывало панику у всех поголовно.

Дамира Алмазовна же вела себя со мной так же ровно и вежливо, как и до этого. А я просто не знал, как к ней подступиться. Как вообще мужчины ухаживают за девушками? Я даже посмотрел несколько романтических фильмов на эту тему, но так ничего и не понял. Все мужчины в фильмах вели себя по-разному, как и женщины.

– Страдаешь? – В понедельник