Ну ладно, плыть так плыть. Мы перелезли через борт прямо в одежде. Вода была чистой и теплой. Мне показалось, что она смывает с нас всю грязь и напряжение, накопившиеся за десять дней. Выбравшись на берег, мы пошли по темному песку к белой растяжке, отмечавшей конец гонки.

У финиша уже стояли приветствовавшие нас Стив, Рольф, Курт и моя мать. Увидев, как она плачет, я не смог сдержать слезы. Я сделал все, что мог. Все мы выложились по полной. Погода выдалась ужасной, маршрут был очень сложным, и нам пришлось несладко. Я обращался за помощью и побывал лидером; выходил из себя и выводил из себя других людей. Задыхался от смеха и боли. Теперь все испытания остались позади, и я твердо знал одно: я должен это повторить.

Через несколько дней после моего возвращения из Эквадора мы с Пэм загрузили наши машины и переехали с детьми, тремя кошками и двумя собаками из Сент-Луиса в наш новый дом на полуострове Монтерей, недалеко от того места, где жил мой отец со своей женой. После вершины Котопахи было немного непривычно сидеть в забегаловке на улице Эпплсбиз в Оклахома-Сити у шоссе I-40. Я рассказывал жене и детям разные истории про гонку, стараясь не упоминать самое ужасное. Я понимал, что Пэм гордится мною за то, что я остаюсь трезвым и добиваюсь поставленных целей, но лучше ей было кое о чем не знать. Я хотел, чтобы мои дети тоже гордились мною; им же хотелось узнать, как я во время путешествия ходил в туалет.

После того как мы обустроились в Салинасе, нужно было восстанавливать контакты со страховыми компаниями и специалистами по ремонту автомобилей. Наступал очередной сезон дождей с градом, но я не мог заставить себя поднять телефонную трубку. Мне вообще почти ничего не хотелось делать. Я посетил несколько собраний «Анонимных алкоголиков», но не так много, чтобы почувствовать от них какую-то пользу.

Это была не просто усталость или культурный шок. Я чувствовал себя неприкаянным, сорвавшимся с определенного места. Восемь лет я исправлял вмятины на машинах, работал в пыльных мастерских, жил в мотелях, ел дешевую еду, и мысль о том, что сейчас начнется очередной семимесячный цикл сплошной суеты, действовала мне на нервы. Я убеждал себя, что должен радоваться тому, чего добился благодаря своей работе. Я покупал дома, машины, даже лошадь, которую Пэм обожала. Но ощущал себя пойманным в свой собственный капкан. Чем больше я зарабатывал, тем больше мы тратили и тем больше мне приходилось зарабатывать.

Моя хандра была вызвана чем-то более глубоким, чем просто ожидание очередного однообразного сезона. С каждым днем становилось яснее, что мы с Пэм отдаляемся друг от друга. Мне казалось, что переезд должен пойти нам на пользу, подобно тому, как страдающий от зависимости верит, что перемена места или образа жизни даст ему возможность начать все сначала. Но в Монтерее стало очевидно, что наше отношение друг к другу изменилось. Когда мы только познакомились, я был алкоголиком и наркоманом, и наш брак основывался на том, что Пэм заботилась обо мне и исправляла то, что я портил. Но теперь я стал другим человеком и шел по другому жизненному пути. Я любил своих детей, но не был уверен в том, что люблю свою жену, и не чувствовал, что она меня любит. Я задавал себе вопрос: каково это – любить кого-то трезвым?

Однажды в воскресенье мой друг Гэри пригласил меня вместе с другими друзьями к себе домой посмотреть игру команды «Форти Найнерс». Я все равно слонялся без дела по дому, и Пэм посоветовала мне пойти. В перерыве я зашел на кухню.

Гэри смешивал коктейли с водкой.

– Энгл, хочешь чего-нибудь выпить?

– Только апельсиновый сок разве что.

Я обмакнул чипсы в чашку с сальсой.

– Начинается второй тайм! – крикнул кто-то.

Гэри протянул мне мой напиток и пошел в гостиную, держа в руках три высоких бокала.

От острой сальсы у меня жгло в горле, и я одним залпом проглотил больше половины стакана. Тут же лицо у меня покраснело, а в горле защипало еще больше. Водка.

Я сжал стакан, не веря в то, что только что выпил спиртное – в первый раз за более чем шесть лет. «Наконец-то становится интереснее», – услышал я внутренний голос. Я не знал, что делать, и смотрел на стакан. «Подумаешь, проблема. Можешь выпить до конца. Всего лишь один раз. Ты так долго хорошо себя вел. Ты заслужил небольшой перерыв».

Я напрягся всем телом. Из соседней комнаты доносился смех; никто не догадывался о том, что на кухне я веду настоящую войну с самим собой. Где все те мудрые высказывания, которые я запоминал специально для этого мгновения? Все, чему я научился за период восстановления, казалось, просто улетучилось. Или как будто кто-то привязал ко всем этим рассуждениям и увещеваниям веревочку и дергал за нее всякий раз, когда я пытался ухватиться за них.

Я попытался успокоиться, дыша глубже и приводя в порядок мысли. Я проглотил довольно много водки, но сделал это случайно, без всякого желания. Это была просто случайность. Я оставался трезвенником. Сейчас главное – это то, что я стану делать дальше. Если решу сделать еще один глоток, то все, ради чего я так старался, пойдет прахом. Мне придется начинать с самого начала. Всего один глоток – преднамеренный глоток – означает не просто конец моей трезвости. Скорее всего, он означает конец меня самого.

Трясущейся рукой я поставил стакан на кухонный стол, подошел к входной двери и вышел из дома, не говоря ни слова. Я поехал в Лаверс-Пойнт, покрытый туманом прибрежный парк в Пасифик-Гроув, где в прошлом часто бегал. Переоделся в тренировочную одежду, которая лежала на заднем сиденье, и выбрался из машины.

Мне хотелось выдавить из себя алкоголь до последней капли, и я бегал в слепой панике, размахивая руками, пока не заныли пальцы и грудь. Сначала бежал по тротуару, затем по песку с водорослями, потом по дощатому настилу и снова по тротуару. Я пробегал мимо кипарисов, безлюдных полей для гольфа и дюн, покрытых колючей травой. Я бежал до тех пор, пока уже не мог переставлять ноги, а затем согнулся и стоял, опираясь на колени и тяжело дыша. Восстановив дыхание, я выпрямился, повернулся навстречу ветру, посмотрел на серый прибой и закричал. Мне было все равно, слышит меня кто-то или нет.

Я долго стоял, позволяя ветру дуть мне прямо в лицо и наблюдая, как волны обрушиваются на темные камни. Потом повернулся и двинулся к машине, сначала шагом, потом бегом. Теперь ветер дул мне в спину, словно подталкивая домой. Завтра я первым же делом позвоню в страховые компании и начну договариваться о работе. Я должен это сделать ради семьи. И попробую наладить отношения с Пэм. Возможно, нам еще удастся все исправить.

Я сел в машину, повернул ключ в замке зажигания и включил дворники. Под ритмичное постукивание и завывание резиновых полосок я ощущал, как мой внутренний алкоголик забирается обратно в бункер, где скрывался до сих пор. Он будет сидеть там тихо, дожидаясь следующей моей осечки. Он умеет ждать. В его распоряжении все время мира.