Они достигли Сиены вскоре после обеда, решили сначала осмотреть город, а потом зарегистрироваться в отеле. Эйдан небрежно упомянул, что им понадобятся два номера, словно пытаясь успокоить ее. Вероника отбросила сомнения и тревоги, и всецело сосредоточилась на том, что ее окружало.

Пешком они обошли вокруг Пьяцца-дель-Кампо, побывали в огромном палаццо Пубблико – здании муниципалитета, потом в соборе с необычным фасадом в полоску. Исторический центр города был построен в эпоху Средневековья, в XIII веке, и выглядел даже более древним, чем Венеция. Знаменитые скачки, Палио, только что закончились: их проводили каждый год сначала в июле, затем в августе, и это событие собирало тысячи зрителей, привлеченных лошадьми, сигналами труб и своеобразными костюмами. Эйдан однажды побывал здесь на скачках и подробно рассказал о них Веронике, заметив, что хотя бы раз в жизни их стоит посмотреть. Маршрут скачек проходит по всему городу, люди съезжаются сюда со всей Италии и остальных стран Европы, сами скачки – удивительное зрелище. Вероника с Эйданом сошлись во мнении, что Италия обладает особым, ни с чем не сравнимым шармом. Даже Франция, которую оба любили, никогда не казалась им настолько заманчивой и дружелюбной. Бродя по городу, Эйдан постоянно делал фотографии, снимая в том числе и Веронику.

Ближе к вечеру они добрались до маленького отеля, запомнившегося Эйдану еще по прежним приездам, и заняли два номера по соседству. Отель и вправду оказался очень приятным. Хозяин изо всех сил старался угодить им и порекомендовал уютный ресторан, ужином в котором оба остались довольны. Сиена заметно отличалась от Венеции, но даже это отличие радовало. Возвращаясь в отель после ужина, Вероника призналась Эйдану, что для нее Венеция стала кульминацией поездки.

– Значит, нечего и пытаться очаровать вас остальной Италией? – уточнил он с удрученным видом, и она рассмеялась. Зато по опыту прошлых приездов оба знали, что им наверняка понравится Флоренция, и с нетерпением ждали возможности побывать там.

Во Флоренцию они отправились на следующий день после кофе с булочками в отеле и оплаты счетов за номера. Эйдан предложил заплатить за них обоих, но Вероника не позволила, напомнив, что они путешествуют вместе, как друзья. Несмотря на это, он старался расплатиться за каждый совместный обед и ужин, а Вероника такое обхождение видела нечасто, она не знала, насколько он стеснен в средствах, но была благодарна ему за щедрость и внимательность к ней.

Эйдан с насмешливым удивлением заметил, что с приближением к Флоренции Вероника едва сдерживает нетерпение. Она казалась паломницей, спешащей в Мекку, без умолку рассказывала о галерее Уффици, о том, как ей нравится там, о флорентийском соборе Дуомо, о Палаццо Веккьо, описывала шедевры, которые видела там. Во Флоренции она много раз бывала вместе с родителями, позднее – с отцом, и теперь не могла дождаться, когда наконец сумеет показать Эйдану свои излюбленные места. Они поселились в отеле «Эксельсиор» на «площади всех святых» – пьяцца Оньиссанти, нашли место для машины, забросили вещи в номера и отправились в город пешком.

Первым делом они поспешили к собору Санта-Мария-дель-Фьоре, затем – в музей за собором. Вероника знала решительно все о произведениях Донателло, делла Роббиа и других великих художников и скульпторов, и делилась своими обширными познаниями с Эйданом, который слушал ее, как завороженный. Потом они направились в галерею Уффици, к которой Вероника относилась как к своего рода «персональному раю». Эйдану понравилось бывать в музеях вместе с ней: она знала множество случаев из жизни каждого художника, подробности истории их произведений, сравнивала одну картину с другой так, как ему и в голову не пришло бы. Ее глаза возбужденно блестели, она воскрешала эпоху Ренессанса для своего спутника. С не меньшим воодушевлением она рассказывала об импрессионистах, когда о них зашла речь. Эйдан ловил каждое слово.

На обратном пути в отель они остановились на площади Синьории и снова купили джелато. Несмотря на то, что Вероника постоянно лакомилась им, она не прибавляла в весе. Наконец было решено вернуться на ту же пьяццу вечером, чтобы поужинать, но прежде немного отдохнуть в отеле. Оба считали, что гулять теплой итальянской ночью особенно приятно.

Тем вечером за ужином дело чуть не дошло до ссоры, когда Эйдан заявил, что Вероника была бы вправе бросить рисовать по одной-единственной причине – если бы не могла позволить себе это занятие по финансовым соображениям. А она возразила, что у нее просто не хватало времени – она растила детей.

– Это не оправдание! Если тебе достался талант от Бога, надо пользоваться им. Нельзя просто взять и зарыть его в землю на двадцать лет. Это преступление! Даже будь ты бедной, надо было развивать свой талант.

– Будь я бедной, мне пришлось бы работать где-нибудь официанткой, чтобы обеспечивать детей, так что времени писать портреты у меня попросту не осталось бы, – она и обиделась, и в то же время попыталась оправдаться.

– В таком случае ты могла бы рисовать на заказ. Но все равно не имела права забывать о своем таланте.

Эйдан не понимал, как Вероника могла так поступить. И поскольку детей у него не было, он не имел представления о том, сколько времени отнимает их воспитание. Вероника всегда считала, что ее дети важнее ее живописи – так она и сказала Эйдану.

– Твоим детям было бы полезнее знать, что их мать талантлива и что она всерьез и с уважением относится к своему дару. Для них это был бы отличный пример.

– Все они дают волю своим увлечениям. Так же, как и я… – тихо произнесла она. Ей польстило отношение Эйдана к ее рисованию и любви к живописи, но дети всегда были и остались для нее превыше всего, и она не жалела времени, потраченного на них и на Пола, пока они еще были женаты. Но такое отношение было совершенно чуждо Эйдану. На протяжении всей своей жизни он отдавал себя таланту и развивал его, что внушало Веронике уважение. Однако ни детей, ни жены у него не было, он отвечал только за себя. А жизнь Вероники была совсем иной, она посвятила ее семье. Именно так, а не иначе, она расставляла приоритеты.

Ужин подходил к концу, спор продолжался, когда Вероника вдруг получила эсэмэску. Она открыла ее, думая, что это от дочерей, но увидела, что ее прислал Николай. Он просто хотел убедиться, что у нее все хорошо и что она уже оправилась от их бурного знакомства в Риме. Николай выражал надежду, что вскоре они увидятся снова. Вероника прочитала его слова, улыбнулась и объяснила Эйдану:

– Это сообщение от Николая Петровича. Он интересуется, все ли у меня хорошо.

На эсэмэску она не ответила, решив сделать это позднее: ей не хотелось показаться невежливой, обмениваясь сообщениями с другим мужчиной в присутствии Эйдана. Но объяснив Эйдану, кто ей пишет, она с удивлением заметила на его лице досаду.

– С какой стати? Зачем ему тебе писать? Ты же сказала, что с тобой все в порядке, когда уезжала из Рима. Что ему от тебя нужно?

– Ничего, – озадаченная его реакцией, ответила Вероника. – Он просто беспокоится по-дружески и считает себя виноватым.

– Так напиши, что ты в порядке, и пусть отвяжется, – выпалил Эйдан. – Наверняка он большая шишка в русской мафии. Таких денег честным путем не заработаешь.