Я злилась на него за это, но лишь потом поняла его если не правоту, то замысел. Мастер игры чужими фигурами устранял всех, кем могла воспользоваться моя матушка в своем безумном стремлении обыграть рыжего короля.

Странно, но до того дня у меня не было своих желаний, кроме сиюминутных. Нацеленная стрела не способна мечтать о свободном полете. И когда эта мечта, эта моя первая страсть появилась, она стала откровением, перевернувшим игровую доску.

Именно там, в библиотеке, под истерический хохот треснула чуждая моей сущности оболочка.

Я вытерла проступившие слезы и спустилась в холл, будучи в душе уже другим человеком. Не тем, кого из меня делали шестнадцать лет, а той, кем рождена. Той, кем внезапно захотела стать вопреки всему и всем. Женщиной.

Великий Бог, стоит поверить в себя, как Ты начинаешь испытывать веру самыми изуверскими способами!

Королеву Хелину я нашла в ее покоях и сообщила ей о своем решении уехать к королю Роберту немедленно, пока еще открыты пути из Белогорья.

Мой план был прост: я заставляю передать мне этот злосчастный дар и, выполнив волю гор, стану свободной. И тогда… о, тогда я смогу любить и быть любимой. На семнадцатом году жизни в этом и заключается смысл существования для девичьего сердца.

Над планом я думала с того момента, как поняла, что в долине Лета великий мастер игры, когда выстраивал свои реплики в диалоге с принцем Севера, говорил одновременно и со мной. Рагар позволил мне узнать два ключевых момента. Один, касавшийся искусства древних айров, я тогда еще не могла осознать в полной мере, и его затмил второй: отныне я совершеннолетняя с точки зрения горных кланов, о чем умолчала Хелина.

Здесь, наверное, стоит заметить, что в Белогорье подчинение старшему в роде абсолютно. Люди равнин сочли бы это насилием над личностью, и в моем случае так и было, но они не знают главного: полнота посмертной жизни горцев зависит от их потомков, а сила магии наследников — от поддержки духов рода. Мне, лишенной дара и находившейся, по сути, вне рода, можно было об этом не беспокоиться.

Матушка, выслушав неожиданное заявление об отъезде, засмеялась:

— Почему вы решили, ваше высочество, что король передаст дар, стоит вам явиться и попросить? Неужели вы так наивны, дитя мое?

Вместо ответа я подошла к тлеющей жаровне и, взяв горсть раскаленных углей, спокойно протянула их на ладони королеве.

— А как вы объясните вот это, ваше величество?

Глаза Хелины изумленно расширились, но тут же угрожающе сузились.

— И давно это с вами, ваше высочество?

— С весны.

— Почему же вы мне ничего не сказали?

Сложно сказать, почему я умолчала о такой способности. Может, просто разговора не заходило. Я ссыпала угольки в жаровню, отряхнула руки.

— А что это меняет? — спросила. — Власти над огнем у меня все равно еще нет.

— Что меняет? Ваша новая способность — знак мне в первую очередь. Роберт еще весной хотел показать, что готов на все, чтобы вернуть вас, и сделал решающий ход! — небесно-голубые глаза Хелины потемнели от гнева до густого фиалкового цвета. — Если бы вы не молчали, он был бы уже мертв! Его дар вернулся бы в горы, и все было бы уже закончено! Мы обе были бы уже свободны, Лэйрин! Свободны!

Всхлипнув, она с трудом взяла себя в руки, прошлась по комнате, перебирая холщовые мешочки с травами, висевшие на стенах, достала с полки несколько плотно закупоренных склянок. Матушкины покои действительно напоминали классическое логово ведьмы, даже вороньи черепа, скелетики ящериц и высушенные жабьи шкурки имелись. Хелина достала ступку, высыпала из нескольких мешочков по щепоти сушеных трав и ягод, капнула зелья из разных склянок и принялась толочь.

— Я знала, что Роберт полюбит вас и не выдержит разлуки, и он сломался! — ее голос зазвенел от ликования. — Как жаль, что невозможно передать дар на расстоянии. Мы близко, Лэйрин, совсем близко от цели! Вы приняли верное решение, надо ехать немедленно. А привести вас в нужный вид поможет мое новое зелье и чары. Жаль, что уехала Лилиана, она бы помогла.

Сердце екнуло.

— Что значит «в нужный вид»?

— Дитя, вы же понимаете, что король ждет сына, а не дочь. Иллюзии, наброшенной на ваше тело, уже недостаточно, если дело дойдет до… до определенных ритуалов при передаче дара. Я не знаю, в чем они заключаются, но нужно быть готовыми ко всему.

Ни за что не буду пить никакое зелье из ее рук, твердо решила я.

Матушка словно что-то почуяла: глянула с прищуром. Ох, не люблю, когда она так смотрит, страшно становится. Могучая она у меня волшебница. Не то что в мальчика — в жабу превратит, наверное, и шкурку высушит.

— Ваш вид уже сейчас может сорвать весь план, Лэйрин, — сказала она. — А я… мы с вами слишком многим заплатили, чтобы допустить провал за шаг до цели. Хватит с нас Рамасхи!

— А при чем здесь он?

Взяв совок, королева высыпала в камин угли, бросила сверху хворост и повесила тигель на крюк над мгновенно вспыхнувшим огнем.

— Прочитайте его письмо, Лэйрин, оно лежит на столике. А позже мы продолжим беседу в другом помещении, — опасливо прищурилась она на пламя.

Я уже привыкла к этим странностям: как и Рагар, королева не вела никаких важных разговоров при открытом огне, будь это даже безобидные свечи. Неужели король мог услышать нас через огненную стихию даже здесь, в Белогорье?

На столике лежал свиток с полупрозрачными печатями, показавшимися ледяными, когда я их коснулась пальчиком. Размотав сверкавшую радугами ленту, развернула бумагу — белоснежную, блестевшую, как корочка наста, — и прочитала послание, написанное стремительным, но изящным почерком. Дважды. До того невозможным, ошеломляющим оказалось содержание письма.

Рамасха в утонченных выражениях, которые мне не повторить с первого раза, писал моей матери, что навеки сражен красотой и изяществом — о боже! — ее седьмой дочери, принцессы Лэйрин — боже, боже! — и просил моей руки!

Описывая в нескольких словах нашу встречу, этот слишком проницательный северянин имел наглость сообщить королеве, что принцесса не отвергла его предложение и обещала подумать год, но он, принц Игинир, хотел бы безотлагательно провести обряд именования, согласно законам древних айров, сохраненных и Севером, и Белыми горами. И если ему будет в этом отказано, то король Роберт может узнать о том, что у него нет и не было сына.

Я воздержалась от ругательств только под яростным взглядом матушки.

Дождавшись, когда зелье булькнет первым пузырем, Хелина быстро сняла варево, разворошила угли, снова подвесила котелок — томиться до готовности — и отправилась к двери. Я поплелась за ней, как на казнь, так мне стало паршиво и страшно.

В холле нас ожидал Рагар с таким видом, словно он и не уезжал никогда, — устроился на подлокотнике кресла и отрешенно поигрывал игольчатым кинжалом-сельтом, вращая его между пальцами. Я обрадовалась мастеру, успокоилась и… снова встревожилась. Если мой наставник счел необходимым приехать в замок раньше обычного зимнего визита, значит, мои дела обстоят хуже некуда.