Ужас острыми когтями впивается в горло, пока я как в прострации наблюдаю за тем, как эти изверги неторопливо покидают мою квартиру. По пути в коридор один из них намеренно подталкивает пальцем статуэтку ангела, и та приземляется на пол, расколовшись на несколько осколков. Будто показывает таким образом, что ему ничего не стоит вот так щелкнуть пальцем и ничего от меня не оставить. Вся съеживаюсь, пока дверь за ними не захлопывается.

Секунда, и как будто никого и не было. Комната пуста, но жуткий голос, твердящий какие-то непонятные вещи о том, что мне придется расплачиваться за что-то, чего я не понимаю, оглушает изнутри.

На колене все еще неприятно жжет, словно клеймо невидимое оставили. Ладони трясутся, а я все сижу, смотря вокруг себя и пытаясь переваривать.

Двенадцать тысяч долларов… за что? Его картина была копией. Я не могла так ошибиться. Я ведь проверяла несколькими способами. Очень умелая, но подделка. Почему он считает, что работа была оригинальной? Это такой способ поживиться?

Ничего не соображая, встаю и начинаю мерить комнату шагами. Перед глазами все смазывается в непонятную кашу. Голова кружится.

Набираю Ельского, но он не отвечает. Значит, вот о чем они тогда говорили! Александр Викторович обещал все уладить. Почему же не уладил? Наверное, потому что знает, что по документам все верно. И если провести повторную экспертизу, все окажется так, как я указала.

Нужно успокоиться. Они ничего мне не смогут сделать и доказать тоже. Все доказательства против этого человека! Даже если он отдаст картину в другое место, там подтвердят, что у него на руках копия.

Останавливаюсь посреди комнаты, стараясь спокойно дышать, но ничего не выходит.

Страшные угрозы не отпускают. Я никогда не сталкивалась с подобными людьми, но что-то подсказывает, что они выполняют свои обещания.

Разблокирую телефон и нахожу в списке знакомое имя. Глаза прилипают к экрану. Я обещала себе не звонить ему, но разве у меня есть выход? Сейчас мне точно его не оставили.

Тычу дрожащим пальцем в зелёную кнопку. Монотонные гудки раздражают натянутые нервные окончания. Первый, второй, третий. Возьми трубку, пожалуйста. Дамир… возьми её! Нервно провожу рукой по волосам, слыша собственный пульс, отдающийся в ушах. Глухой, рваный, надрывный.

Пожалуйста! Ты же обещал быть рядом и сказал звонить если потребуется. А мне больше некому звонить кроме тебя… ответь же на звонок!

На автомате подхожу к окну, чтобы выглянуть вниз. Подозрительных машин нет, но легче не становится.

– Да, Маш?

Сердце камнем срывается вниз. Облегченно выдыхаю, услышав до боли родной мужской голос и это тёплое "Маш", каждый раз заставляющее бабочек в животе кружиться.

– Прости, что так поздно, – голос скрипит, как несмазанные петли, выдавая меня с поличным. Это от волнения. У меня всегда так. Прокашливаюсь.

– Всё нормально, я ещё не спал. Что-то случилось?

– Да, ты мог бы приехать? Только быстрее, пожалуйста.

Секундная заминка, после которой тон на том конце становится напряжённым.

– Без проблем. Маш, все в порядке?

– Нет. Не в порядке. Ты мне очень нужен, Дамир.

– Дамир!

Успеваю заметить облегчение в синих глазах, перед тем как Маша налетает на меня и крепко обнимает. Жмется как котенок, который потерялся и очень долго блуждал по холодным мокрым улицам, а сейчас вот нашёл хозяина.

Захлопываю ногой дверь позади себя, а сам свожу руки за хрупкой спиной. Запах, так и не покинувший мою память за все это время, снова протискивается в легкие.

– Тшшш, Маш, – успокаиваю, гладя мягкие волосы.

Она тяжело дышит, но держится за меня так, словно боится упасть, если отпустит. Что же с тобой случилось, девочка?

– Я здесь, я рядом, – успокаивающе твержу, а у самого пульс гонит на максимум.

Меня будто стриггерило это ее простое действие, отшвырнув туда, где все началось. Уже думал, что больше не увижу ту искреннюю девочку, зацепившую меня три года назад. Полагал, что от прежней Маши мало что осталось. Научилась скрывать эмоции, стерев себя ту, что я когда-то знал. Выросла, изменилась до неузнаваемости.. А сейчас держу ее и вижу, что нет – вот же она. Маленькая, беззащитная, та, которую в мыслях называл моей.

Сжимаю её сильнее не только потому что ей это нужно, а оттого, что сам не могу сдержаться.

– Маш, что случилось?

– Они пришли, начали что-то говорить про деньги, – едва различимый лепет летит в мою толстовку, но я ни слова не разбираю.

Обхватываю бледное лицо с блестящими от слез глазами и приподнимаю.

– Еще раз, Маш.

Ее трясет, по щекам слезы текут, которые я тут же стираю пальцами.

– Пришел один человек, начал обвинять меня в том, что я сделала липовую экспертизу, – всхлипнув, произносит моя девочка, и я вижу, как начинает дрожать ее подбородок, – сказал, что если не верну деньги он… он…

– Так, тшшш, малыш, успокойся, пойдем, – обхватываю ледяную ладонь и веду за собой на кухню. Внутри расползается ярость на происходящее, но Маше ее видеть не нужно. – Садись.

Наливаю полный стакан воды и вручаю его напуганной малышке.

– Выпей, а потом расскажи мне все подробно. Успокаивайся, я здесь. Ничего не бойся.

Дрожащей рукой Маша подносит стакан к губам и выпивает половину жидкости. Я же, придвинув стул к ней ближе, сажусь напротив.

Черт возьми… бледная, глаза красные, сама на себя не похожа. И как можно полагать, что это создание способно на махинации?

Отставив Стакан, Маша несколько раз глубоко вдыхает, делая попытку успокоиться. Зная ее, показывать слезы – последнее, что она бы стала делать, но сейчас другой случай. Она напугана. Сбилась вся в комок на стуле.

– Давай еще раз, – требую, так как не понимая ситуации помочь ей не смогу.

– В общем, примерно два или два с половиной месяца назад я делала экспертизу одной картины, – начинает рассказывать Маша, – это заняло около трех недель, может немного больше. Задержалась из-за внеплановой работы. В итоге она оказалась копией. Я выдала документы, все как полагается. Тогда владелец картины устроил скандал, твердил, что отдавал нам оригинал, но Александр Викторович разговаривал с ним сам. Сказал только, что все уладил и претензий ко мне у заказчика нет. А сегодня этот человек пришел и начал твердить, что я его обманула. Что его работа была оригиналом, но это не так, – разволновавшись, Маша повышает тон и взмахивает руками, – понимаешь, шестьдесят процентов картин, которые нам приносят, оказываются копиями. Это доказанный факт. Но почему-то он уверен, что именно его была оригинальной!

– Он это кто? Имя помнишь?