ценности. – В его голосе чуть слышна была нотка презрения – презрения к стареющему мозгу, который был не в состоянии хранить все факты, который уже забыл эту принципиально важную часть проекта. Адамсу Линдблом пояснил: – Ты знаешь эти маленькие камеры. Готтлиб Фишер постоянно использовал их в своих «документальных» фильмах; именно с их помощью он получал все эти «размытые и нечеткие секретные шпионские кадры».

– О да, – хмуро подтвердил Адамс. – Я знаю. – Уж он-то точно никогда не забудет о существовании этой знаменитой камеры-пуговицы. В районе 1943 года, подумал он едко, если верить Фишеру. – А ты уверен, – спросил он, – что не сделал эти находки слишком ценными? Такой фантастически огромной научной ценности, что даже Рансибл…

– По расчетам берлинских психиатров, – ответил ему Броуз, – чем выше научная ценность, тем больше он будет бояться потерять свою землю. И тем больше будет склонен утаить находку.

– Вам придется проделать огромную кучу работы впустую, – сказал Адамс, – если ваши берлинские психиатры не угадали. – И внутри себя он почувствовал надежду на то, что так и случится. Надежду на то, что Рансибл совершит достойный поступок, немедленно заявит всему миру о находке – вместо того, чтобы сплясать под дудку врагов из-за своих слабостей, страхов и страстей, своей жадности.

Но предчувствие говорило ему, что берлинские психиатры не ошиблись.

И если кто-то – бог весть кто – не придет на помощь Луису Рансиблу, то он уже обречен.

14

В солнечном свете, просачивающемся через увитую плющом обрешетку веранды своей кейптаунской виллы, Луис Рансибл лежа принимал доклад у доставившего очередную сводку представителя частного детективного агентства «Уэбстер Фут, Лимитед, Лондон».

– Утром в понедельник, – сказал тот, глядя в подшитые документы, – наши подслушивающие устройства перехватили видеоразговор между двумя Янси-мэнами, Джозефом Адамсом из управления Идей и Верном Линдбломом из отдела Строительства. Линдблом в основном строит для Айзенбладта, однако в последнее время Броуз прикрепил его к Агентству в Нью-Йорке.

– И что же, – спросил Луис Рансибл, – в своем разговоре они упоминали меня?

– Нет, – признал детектив.

– Тогда какого, собственно…

– Нам кажется, то есть лично мистеру Футу кажется, что вам необходимо ознакомиться с этими сведениями. Позвольте мне кратко изложить их.

– Ладно, – смирился Рансибл. – Излагайте.

Черт, подумал он, я и так знаю, что они открыли на меня охоту. И хотел бы за свои деньги получать от вас нечто большее, чем очередное подтверждение этого. Чтобы это знать, мне не нужен Уэбстер Фут.

Детектив продолжил:

– Адамс и Линдблом обсуждали очередной визуальный проект, который Айзенбладт будет снимать на своей московской студии; это будет уничтожение Сан-Франциско. Адамс упомянул новую речь, которую он написал и собирается прогнать через компьютер и затем загрузить в симулякр. «Написана от руки», – уточнил он.

– И за это я вам плачу…

– Еще минуту, мистер Рансибл, – ледяным тоном отозвался его собеседник в своей чисто английской манере. – Сейчас я процитирую точные слова Янси-мэна Линдблома, прямо из нашей записи. «До меня тут дошли слухи». Как вы понимаете, он обращался к своему другу. «Тебя снимают с речей и отправляют на спецпроект. Не спрашивай какой; мой источник сам не знал. У меня информация от сотрудника Фута». – Детектив замолчал.

– Что дальше?

– Затем в разговоре была упомянута археология.

– Хммм.

– Они обменялись шутками о разрушении Карфагена и военном флоте Афин. Довольно забавно, но значения не имеет. Позвольте мне, однако, уточнить один момент. То, что сказал Янси-мэн Линдблом, было неправдой. Никто из нашей корпорации не информировал его ни о каком «секретном проекте». Он, вне всякого сомнения, сказал так Адамсу для того, чтобы тот не донимал его насчет деталей. Очевидно, его источник находился внутри нью-йоркского Агентства. Однако…

– Однако мы теперь знаем, – сказал Рансибл, – что затевается некий спецпроект и в него вовлечены один из спичрайтеров и один из строителей картонных городов для Айзенбладта, и это проект высшей секретности. Даже внутри Агентства.

– Абсолютно верно. Такой вывод можно сделать из нежелания Линдблома раскрыть…

– Какая у Уэбстера Фута теория насчет этого? – спросил Рансибл. – Что, по его мнению, все это означает?

– После упомянутого сеанса видеосвязи в понедельник строитель Верн Линдблом был беспрерывно занят работой; он ночевал либо в Агентстве, либо в студии Айзенбладта в Москве – у него не было времени, чтобы вернуться в свое поместье и отдохнуть там. Это первое. Второе. На этой неделе ни одна речь Адамса не загружалась в компьютер. Иными словами, он не успел даже загрузить свою речь, которую…

– И это, – перебил его Рансибл, – все, что вы, ребята, раскопали? На этом – все?

– Нам известен лишь еще один факт, который может быть значимым. Броуз несколько раз покидал Женеву и летал на скоростном флэппле в Агентство. И как минимум единожды – возможно, дважды – совещался с Адамсом, Линдбломом и, возможно, еще с одним-двумя сотрудниками; здесь мы не уверены точно. Как я уже говорил, мистер Фут убежден, что этот «спецпроект» каким-то образом касается вас, а, как известно, мистер Фут полагается на свои не ярко выраженные, но достаточно полезные парапсихологические предчувствия, свою интуитивную способность предугадывать грядущие события. В данном случае тем не менее он не может ничего предсказать четко. Но он желает подчеркнуть следующее: пожалуйста, уведомляйте его обо всем необычном, что случится в ходе ведения вами дел. Сколь угодно мелком и тривиальном. И незамедлительно свяжитесь с мистером Футом до того, как предпринимать что-либо еще; мистер Фут совершенно явно на экстрасенсорном уровне обеспокоен вашим благополучием.

Рансибл язвительно заметил:

– Жаль, что беспокойство Уэбстера не вылилось в более конкретные данные.

Его собеседник в философском жесте развел руками.

– Без сомнения, сам мистер Фут тоже весьма об этом сожалеет. – Он несколько раз перелистнул свои документы, явно пытаясь что-то еще оттуда выудить. – О, еще одно. Может быть, и не имеющее отношения к вопросу, но достойное внимания. Женщина, Янси-мэн, по имени Арлин Дэвидсон, с поместьем в Нью-Джерси; ведущий чертежник Агентства. Умерла от тяжелого сердечного приступа в прошлые выходные. Поздно вечером в субботу.

– Проводились ли попытки поставить ей искусственное сердце, артифорг?

– Никаких попыток.

– Вот же тварь вонючая, – сказал Рансибл, имея в виду Броуза. Предельно ненавидя того – было невозможно ненавидеть Броуза больше, чем он уже это делал.

– Было известно, – сказал детектив, – что у нее слабое сердце. С детства увеличенное из-за перенесенной ревматической лихорадки.

– Иначе говоря…

– Возможно, ей выставили дедлайн на что-то очень важное, и она перетрудилась. Это, конечно, чистой воды догадки. Но для Броуза в высшей степени необычно так часто летать из Женевы в Нью-Йорк;