class="p1">Я почти сразу же забыл об этом разговоре, однако довольно скоро выяснилось, что Стивен не командный игрок. Он ни разу не предложил помощь с обработкой маршрута, как это делали гиды-шерпы из его экспедиции, а предпочитал отдохнуть, почаевничать и поболтать. Несколько дней спустя мы с Мингмой, Сонамом, Гелдженом и Гесманом отмечали хорошую работу на маршруте, мимо палаток прошел Стивен. Мне хотелось, чтобы члены экспедиций, работавших на горе, относились друг к другу дружески. Я приветствовал Стивена и предложил ему бутылку пива.

– Извини, но я на восхождении, – ответил он сухо.

– Да мы все здесь на восхождении, – сказал я.

– Да, но вы идете с кислородом.

Это уже был вызов. Альпинистское сообщество уже не раз дискутировало на тему того, что члены команды Project Possible ходят с кислородом, и это, конечно, не могло не раздражать.

– Да, мы используем кислород, – сказал я, – но только выше четвертого лагеря. А тебе не пришлось прокладывать маршрут к третьему лагерю, это сделали мы, так что будь проще.

Больше никто ничего не сказал, но как только начался штурм вершины, соревновательная жилка во мне взяла верх. Возникла небольшая пауза, когда все, кто шел к вершине, собирались в третьем лагере. Моей команде предстояло на следующий день обрабатывать маршрут до лагеря IV. Остальные отдыхали, и, судя по всему, они действительно нуждались в отдыхе, особенно Стивен. Несколькими часами ранее я наблюдал, как его группа далеко внизу начала трудный подъем по голландскому ребру и, когда они наконец поднялись к нам, Стивена вырвало. И в рвоте была кровь. Мне стало его очень жалко.

Если бы он был моим клиентом, я бы отправил его вниз сейчас же с сопровождением. Имелись все возможности, используя кислород, увеличить шансы Стивена на быстрое восстановление. Но он не сдавался, наоборот, сказал, что по-прежнему в форме и готов идти наверх.

Когда сутки спустя я отдыхал в палатке четвертого лагеря, в голову и пришла эта мысль: пойти на вершину без кислорода. Это заставит критиков замолчать.

По логике, расчет был верен. Это первый восьмитысячник в рамках проекта. Я чувствовал себя отлично. Аннапурна лишь немного «залезает» вершиной в «зону смерти», поэтому мысль о бескислородном восхождении была очень заманчивой. Однако когда я поделился мыслями с Мингмой, он покачал головой. Он считал, что вся команда потеряет скорость, если я буду подниматься медленнее обычного.

– Нам нужна твоя напористость, Нимсдай, – сказал он.

Я попытался убедить его, изложив свои соображения:

– Я и так все время впереди, веду за собой экспедицию. Я знаю, что в состоянии подняться на любую гору без кислорода.

Было понятно, что переубедить Мингму вряд ли получится, но я пытался настоять на своем:

– Слушай, только чтобы эти чертовы критики замолчали, давай я схожу без баллонов?

– Нет, Нимсдай, – засмеялся Мингма.

Не принимать во внимание его слова было нельзя. Его дядю Дордже называли одним из лучших восходителей в непальском альпинизме, и он передал свои знания Мингме, который теперь считался одним из лучших гидов даже среди шерпов.

Я понимал, что Мингма прав, и вспомнил о своем убеждении, которого придерживался, когда еще только мечтал попасть в гуркхи, – ничего никому не надо доказывать. Кроме того, не стоило забывать и об обещании не восходить без кислорода. Такими темпами нарушение обещаний быстро войдет в привычку. А вредные привычки чреваты неудачами.

Поэтому я решил идти с кислородом. Да и времени на эксперименты не оставалось. Чтобы действовать эффективно в бою, желательно по возможности избегать любых отвлекающих факторов – жары, голода, обезвоживания, эмоций. Такой же подход я использовал и на восхождениях, и Аннапурна не была исключением. Я понимал, что штурм вершины дастся тяжело даже с кислородом. Оставалось набрать еще километр по вертикали, и на некоторых участках мне вновь пришлось прокладывать путь по пояс в снегу, хотя склон был не настолько отвесный, и мы обошлись без провешивания веревок. Затем следовал трудный отрезок по обледеневшей скале, а потом еще один скальный и весьма сложный участок перед самой вершиной. Команда вышла из четвертого лагеря в девять вечера, это означало, что большинство членов группы, которая обрабатывала маршрут, теперь ведут коммерческих клиентов из расчета один клиент – один гид. Из-за этого работа будет еще напряженнее, потому что теперь только мы с Мингмой могли прокладывать путь. У нас могло просто не хватить сил, поэтому я подозвал всех гидов.

– Ребят, каждый торит тропу по десять минут, – сказал я. – Кто может двадцать, давайте двадцать. Задействуйте все внутренние ресурсы. Когда ведущий устает – отходит в сторону и ждет, чтобы встать в конец очереди. Так мы не потеряем скорость.

Имея четкие инструкции, мы провесили веревочные перила, при этом каждый тропил по очереди. И так мы восходили, пока не показалась вершина Аннапурны. Мы знали, что по проложенным следам пойдут остальные экспедиции, что они надеются на обработанный нами маршрут, но я был уверен, что мы справимся с задачей.

После восхождения на Дхаулагири оказалось, что моя зона комфорта наступает примерно на высоте восьми километров – когда остальные начинали сдавать, я, наоборот, чувствовал себя лучше. Я твердо стоял на ногах, неуверенность и страх, замедлявшие других, у меня не возникали. Я редко задавался вопросом, удастся ли достичь поставленной цели. А если вдруг и появлялись сомнения, я тут же вспоминал о своем новом «боге»: доказать миру, что воображение – величайшая сила.

Во время предыдущих экспедиций эйфория от удачного восхождения наступала за несколько метров до вершины. В такие минуты альпинист понимает, что самая тяжелая работа позади и осталось сделать всего несколько шагов. Однако на вершине Аннапурны я не испытал ничего подобного – ни радости, ни ярких эмоций. Помимо простого осознания, что повезло, что я остался жив, не покидало воспоминание о лавине на склоне – слишком близко прошла смерть. Любому восходителю, идущему на столь рискованную гору, как Аннапурна, нужна удача. Это помимо стандартных требований, необходимых на восьми тысячах, – силы, упорства, сплоченности команды и позитивного мышления. Условия восхождения были тяжелые, но в 15.30 мы в прямом смысле слова оказались выше этого.

Я недолго любовался видами, открывавшимися внизу, зубцами окрестных вершин, видневшихся из облаков. Отсюда хорошо просматривалась Дхаулагири. Где-то внизу, под горой, находилась моя деревня – Дана. Что ж, я добился успеха на родине. Возможно, чувство эйфории нивелировалось вследствие большого количества проблем, которые предстояло решить. Я знал, что работы еще очень много.

И как, в конце концов, удастся собрать запланированную для проекта сумму?

Но теперь первая вершина за нами, и дальше