— А! Я знаю! Солженицын! Архипелаг ГУЛАГ! — с энтузиазмом воскликнула Эдит.

Альберт поморщился. Когда доходило до российской истории, европейские коллеги бывали прямолинейны и бесцеремонны. Это всегда раздражало и обескураживало его. В основном потому, что возразить было как бы и нечего…

— Здешние жители чего-то боятся и уж во всяком случае никому не доверяют, — перевёл разговор Альберт.

— Разве только местному лидеру, месье Порядину, — уточнила Эдит. — Я не поняла, он из профсоюзов или из муниципалитета. Но ему верят. А мне, наивной иностранке, такие сказки рассказывали… — Женщина улыбнулась, отчего возле глаз собрались лучики-морщинки. Эти морщинки разом и выдавали истинный возраст Эдит, и украшали её, скрадывая некоторую кукольность облика. — Например, про карликов, которые живут под землёй и добывают тот самый металл. Народ лопарей называет их сайвок. В тихую погоду можно услышать из-под земли их голоса и стук инструментов. У нас во Франции в горных деревнях существуют такие же поверья… А ещё в гостинице живут очень симпатичные рыболовы. Наши, из Европы. Ветхий немецкий дедушка с внуками. Я удивлена: неужели он до сих пор рыбачит? А те двое шведов! — Эдит рассмеялась. — Они пытались ухаживать за мной, рассуждая о тонкостях ловли форели…

Настроение у Альберта испортилось окончательно. Он видел обоих «ухажёров» на реке, где те договаривались о найме лодки для морской рыбалки. Два центнера мышц и костей. Плюс снаряжения тысяч на десять-двенадцать долларов. Читают небось исключительно рыболовные журналы, смотрят по телевизору шведский аналог «Диалогов о рыбалке». Убивают на потеху редких рыб. Или калечат и отпускают — это у европейских рыбаков считается современным и экологичным. Рыбы от боли не кричат, значит, их можно снимать с крючка и с разорванной губой (если не глоткой) выкидывать назад в воду. Поднял на дыбу, отпустил, снова поднял… И при этом для Эдит шведы и немцы — «наши, европейцы». А мы — дикари. Варвары. Азиаты. Ну и пускай.

— Меня волнуют военные, — сообщил он Эдит. — Как бы не попросили нас убраться отсюда…

— Мы не подчинимся. Не в первый раз.

— Погрузят насильно и вывезут на военном вертолёте, — не без тайного удовольствия сказал Альберт. — Весь Кольский совсем недавно был закрытым районом. Мигом что-нибудь придумают про национальные интересы и… В общем, здесь не Европа, Эдит.

— Но ведь и не Ирак, Альберт? Не Афганистан? Не Сомали?

«И не ваша Франция, где цыган выдворяют…» — мог бы ответить Альберт, но вместо этого вспомнил прекрасно известные ему эпизоды биографии Эдит. Огонь, вода, медные трубы и чёртовы зубы. Ему самому такой богатой биографии не досталось. Тем не менее Альберт натурально боялся за неё. Здесь и сейчас.

«Потому что я — мужчина», объяснил он себе.

Эдит смотрела так, словно без труда читала его мысли.

«Но я же по-русски… откуда она… Господи, что я несу!»

Лукавое полярное солнце делало вид, будто собиралось закатиться за горизонт. Эдит расплела ноги и пружинисто поднялась. Привстала на цыпочки, вскинула руки, потянулась с синего мата к золотистому небу. Небо льнуло к её пальцам.

— Надо пойти покормить чаек, — сказала она. — Нехорошо обманывать ожидания…

Алла сама не знала, зачем и куда пошла по тропинке. Все в лагере и в деревне были заняты чем-то важным. О чём-то думали, что-то решали. Даже дети. Виталик, как всегда, что-то вынюхивал и выслушивал среди взрослых. Кирилл копался в компьютере, пытаясь наладить Интернет. Тина вообще не касалась земли, переживая свои отношения с Вальтером…

И только от Аллы, как всегда, ничего не зависело.

Никто у неё ничего не спрашивал.

То ли есть она, то ли совсем нету…

Хватятся ли, если она исчезнет совсем?

Речка уходила всё глубже в каньон, сосны и берёзы шумели и размахивали ветвями, казалось, ссорились. А может, и не казалось. Берёзы хлестали по ёлкам тонкими плакучими ветками. Те молча терпели, зная, что всё равно в итоге возьмут верх. Тёплый ветер почему-то нёс запах свежего хлеба…

Алла спустилась вниз, хватаясь за корни деревьев и кустики водяники, и не торопясь двинулась дальше, то перешагивая, то перепрыгивая с камня на камень. Река у берега была мелкой, так что провалиться она не боялась. Иногда воды касался лучик вечернего солнца, и тогда речка как будто хихикала. Алле казалось, что она видела и слышала её смех. Речка была девчонкой-первоклассницей, веснушчатой, с коленками, перемазанными зелёнкой, с задорно торчащими косичками. Образ, по обыкновению, получался книжный. Алла сама такой девочкой не была. И никогда даже не зналась с такими.

Вдоль речки росли высокие папоротники, изысканные и утончённые, как чопорные взрослые родственники, от которых сбегала веснушчатая девочка-речка. От папоротников веяло прохладой и туманом. Осознав, что в зелёном коридоре действительно собирался туман и к тому же начинало постепенно темнеть, Алла хотела повернуть обратно. Однако почему-то передумала. Кого здесь бояться?

Постепенно она приноровилась идти по камням, промокшие ноги уже не скользили по водорослям, наоборот, словно сами собой выбирали, куда ступить. Лишь слегка ныла косточка на щиколотке, ушибленная в начале пути.

«Уж не такая я неуклюжая, как все считают», — с лёгким удивлением сказала себе Алла.

Каньон сделал поворот, и вместе с ним — речка. За поворотом пряталась темнота. Впереди речку неторопливо перешла по камням какая-то тень. То ли крупный кот, то ли кто-то ещё… Зверь? Какой? Алла вспомнила давнее посещение зоопарка. Барсуки, выдры, росомахи… Они здесь водятся или нет? А на людей нападают?

На излучине среди мелких камней виднелся тёмный холмик. Сумерки скрадывали очертания, но что-то неуловимо подсказывало: это сидел кто-то живой. Алла опять подумала о звере, но существо шевельнулось как-то очень по-человечески, и Алла почти весело подумала: «А вот и девочка-речка! С зелёнкой и веснушками!»

Сразу за этой мыслью внезапно накатил страх.

Алла вдруг поняла, что всё время шла именно сюда. И что здесь её ждали. Кто? Зачем?! Что она должна или не должна была сделать?..

Алла как-то сразу устала и, остановившись, принялась ждать, что будет.

— Иди сюда… — то ли услышала, то ли иным путём уловила она голос, звавший её.

Алла пошла вперёд. Невысокая фигурка, в которой угадывалось что-то неуловимо знакомое, постепенно распрямлялась навстречу.

Алла боялась поверить и только ускоряла шаг. Сердце колотилось в горле, не пропуская воздух в лёгкие.

Сумерки, казалось, сгущались с каждой секундой, обволакивая происходящее, делая невозможное возможным. Фигурка среди камней выпрямилась окончательно, стало видно бледное лицо, тёмные прямые волосы до плеч…

— Это ты-ы-ы?! — хрипло, протяжно крикнула Алла.

И тут же поскользнулась.

Упала на четвереньки, вскинула мокрое лицо…