– Откуда они узнали? – Мун непроизвольно прижала руки к груди.

– Узнали что? – Нгенет все еще хмуро и все больше мрачнея смотрел вслед юнцам.

– Что я сивилла. – Она сунула руку за пазуху и вытащила свой трилистник.

– Ты… кто? – Нгенет обернулся к ней и потрогал трилистник с таким видом, точно не был уверен, что он настоящий. Потом поспешно выпустил его из рук. – Почему же ты мне сразу не сказала?

– Ну, я не… я хотела, я…

– Ну раз так, тогда дело другое. – Ее он не слушал. – Одна ты здесь сегодня не останешься. Хорошо, пойдем вместе; Элси поймет. – Его рука крепко сжала ее плечо, он буквально потащил ее за собой по причалу.

– Куда мы идем? Подождите! – Мун спотыкалась, горя бессильным гневом, а Нгенет решительно шагал к начинавшейся прямо от набережной улочке. Вдруг рядом с ними на верхушке тонкого столба вспыхнул, точно цветок, огонь. Потом еще и еще – огромные странные свечи, горевшие как бы без пламени. – Я ничего не понимаю! – Голос у нее срывался. – Вы тоже верите в Хозяйку?

– Нет, но я верю в тебя. – Он продолжал тащить ее за собой.

– Но вы ведь инопланетянин!

– Верно.

– Но я думала…

– Не спрашивай, а иди. Ничего тут удивительного нет. – Он отпустил ее руку; теперь она старалась и так не отставать от него.

– Так значит, вы меня не боитесь?

Он покачал головой.

– Ты, главное, не упади и не обдери коленку, не то мне все-таки придется поволноваться.

Она, уже совсем непонимающе, глянула на него. У них за спиной прямо на набережную сел еще один почти такой же летающий корабль, но с опознавательными знаками полиции Гегемонии. Нгенет, впрочем, даже не обернулся.

– Куда мы идем? – Мун обошла группу смеющихся моряков.

– На встречу с одним моим другом.

– С подругой, наверно? А она не будет…

– Это дело, а не развлечение. Ты, главное, о себе заботься.

Мун пожала плечами и сунула начинавшие коченеть руки в карманы. От холода дыхание ее превращалось в густой туман – солнце уже село, и температура быстро падала. Мун с любопытством разглядывала товары на витринах, да и столько домов сразу она никогда в жизни не видела, но все они были в основном местной постройки и тупо смотрели на девушку глазницами окон. Дома, сложенные из камня, скрепленного известью и обшитого досками, покосились, опираясь друг на друга и словно ища поддержки, и где-то меж ними порой виднелись стены, сделанные отнюдь не из камня или глины. Многочисленные, в том числе и самые экзотические звуки доносились до нее то из одной, то из другой таверны.

– Но как все-таки они узнали, кто я такая, даже если вы об этом не догадались, Нгенет?

– Называй меня Миро. Не думаю, что они догадались. Мне кажется, они просто разглядели, что я значительно крупнее и, черт побери, значительно сильнее любого из них.

– Хм. – Мун потрогала пальцем лезвие рыбацкого ножа, что висел у нее на поясе. Она чувствовала, как постепенно расслабляются онемевшие от напряжения мышцы на спине и на шее, заметив наконец, что далеко не каждый прохожий даже просто обращает на нее внимание; многие на нее вообще не смотрели.

Нгенет еще раз свернул в какой-то узенький переулок, и они остановились перед маленькой уединенной таверной. Сквозь цветные стекла окошка на булыжники мостовой радугой падал свет; надпись, сделанная порядком облупившейся краской, гласила: гостиница «Черных дел мастера».

– У Элси всегда было весьма своеобразное чувство юмора, – проворчал Нгенет.

Мун заметила и еще одну вывеску с надписью «Закрыто», но Нгенет нажал на ручку, и дверь отворилась. Они вошли внутрь.

– Эй, мы закрыты! – Огромная, круглая как шар женщина, наливавшая пиво в кружку – для отсутствующих посетителей, что ли? – глянула на них от стойки.

– Мне Элсевиер нужна. – Нгенет вышел на свет.

– Ах вот как? – Толстуха поставила кружку и подмигнула ему. – Я так и подумала. Ты чего ж задержался-то?

– Мотор забарахлил. А она ждала?

– Она все еще в городе, если ты об этом. А тут ее нет – она… кой-чем другим занимается на тот случай, если ты вдруг решишь сюда носу не показывать. – Заплывшие жиром глазки остановились на Мун; та нахмурилась.

Нгенет выругался.

– Черт бы ее побрал, она ведь понимает, что я не только от себя завишу!

– Но она ведь не знала! А вдруг ты бы решил эту встречу отложить? Понимаешь? А кстати, это-то кто?

– Я ее подвез немного. – Мун снова почувствовала, как рука Нгенета сжала ее плечо. – Она вам беспокойства не причинит. – Он как бы разом стремился предотвратить все возможные возражения. – Ведь не причинишь? – обратился он к Мун.

Мун вскинула на него глаза.

– Я? – И только головой покачала, уловив в его глазах едва заметную усмешку.

– Я пока пойду – поищу свою приятельницу. А ты можешь подождать меня здесь. – Он мотнул головой в сторону уставленной столами комнаты. – А потом, может быть, мы с тобой договоримся относительно Карбункула.

– Хорошо. – Мун выбрала столик поближе к камину, подошла к нему и уселась. Нгенет двинулся к двери.

– Ты знаешь, где ее искать-то? – окликнула его толстуха. – Ты там у Клуба поспрашивай.

– Хорошо. – И он исчез.

Мун сидела в неуютной тишине под кислыми взглядами барменши и водила пальцем по неровностям и порезам на деревянной столешнице. В конце концов толстуха снова пожала плечами, вытерла руки о фартук, налила в кружку пива и принесла ей. Мун даже слегка вздрогнула, когда кружка вдруг оказалась у нее перед носом и пивная пена выползла на стол, и без того достаточно запятнанный бесчисленными мокрыми кружками. Толстуха, так и не сказав ни слова, удалилась, шаркая ногами, и стала рыться в каком-то невзрачном черном ящике за стойкой бара. Кто-то вдруг запел – странную песню, прямо с середины, с незаконченного слова. Мелодию эту Мун уже слышала здесь на улицах.

Она вскочила, осторожно оглянулась через плечо и обнаружила, что комната по-прежнему пуста. Более того, и барменша уходила куда-то вверх по лестнице, прихватив с собой кружечку пивка. Мун уставилась на черный ящик. Он оказался довольна смешной и забавной штукой – был битком набит разными словами и мелодиями, словно корзинка с припасами. Мун отхлебнула пива, поморщилась: пиво было из бурых водорослей, кислое и плохо сваренное. Поставив кружку на стол, она стянула с себя тяжелый плащ. В очаге тонкая металлическая пластинка странно светилась красным – словно раскаленный железный прут в кузне. Мун поджала ноги и скрючилась на сиденье, водя пальцем по резным изображениям звериных морд на спинке стула; она всем телом впитывала тепло и музыку и даже начала ногой отбивать ритм, которому, приятно расслабившись, вторило все ее тело. Мелодия была довольно сложной, громкой и пронзительной; голос певца порой срывался чуть ли не на визг. Воздействовала эта музыка совершенно иначе, чем та, что играл на своей флейте Спаркс… Но было в ней и нечто привлекательное, отдаленно напоминающее ту волшебную мелодию, что звучала в пещере Избранных.