Странные люди всё таки у нас, в стране победившего социализма. Чего только услышать не довелось в свой адрес и это только за то, что попытался помочь людям. Только в трёх квартирах моё предупреждение о возможном загрязнении водопроводной воды восприняли с благодарностью и серьёзно. В остальных и «нах» посылали, и говорили что я чокнутый дурак. Где то, как и предполагал просили предъявить документы, а кто то сразу требовал обеспечить его чистой водой. В общем хватило мне одного подъезда, потом кругами возвращался домой. Один гражданин при мне одевался, собираясь тут же сходить, куда надо и заявить на провокатора. Правда долго отсиживаться в квартире не стал. Первые же мысли о грядущих переменах снова заставили искать магазин. При таком резком повороте, кажется мне, что свет в этом городе тоже надолго не задержится. Надо запастись спичками, свечками, а если найду, то не мешало бы и лампу с керосином прикупить. А ещё батарейки и приёмник. Сидеть взаперти, не ведая о том, что происходит в стране и мире, не только не разумно, но и преступно по отношению к себе и другим, как бы они на меня не реагировали. Тот же лейтенант, теперь моя проблема.

Правду люди говорят, к хорошему быстро привыкаешь. Отвык я ходить пешком и это всего то за пару дней. Поиски нужных магазинов столько сил у меня забрали, что вернувшись домой я только и успел привести приёмник в рабочее состояние, дождаться наших новостей, выслушать их с нескрываемой усмешкой на губах и всё. Через две минуты после их окончания провалился и проспал аж до пяти, когда на улице снова начало темнеть. Встав с импровизированной кровати, оборудованной мной на полу, сразу же направился к выключателю. Щелчок и в комнате стало всё видно. Значит ещё не всё так плохо, если свет в дома поступает. Шторы в квартире друга, так и не появились, но мне на них наплевать. Чтобы разглядеть, чего тут у меня твориться, надо бинокль применять, а это не каждому доступно. Да и не занимаюсь я при включенном свете, разборкой оружия, а коробки… Так у кого их в квартире нет? Подняв стоящий на полу приёмник, вышел на кухню, включил там газ, поставил на огонь сковороду и вспомнив, что купленные сегодня яйца так и продолжают лежать в автомобиле, выключил гневно полыхающий огонь. Прогуляюсь, как бы они там не превратились в ледышки, а заодно прихвачу ещё чего нибудь. Сделав шаг в общественное помещение дома, я сразу ощутил, какую то нервозность в нём. Снизу доносились приглушённые голоса, какая то нездоровая возня, несколькими этажами ниже и ощущался специфический запах лекарств.

— Вот и до Аркашиного подъезда добралась инопланетная зараза — подумал я и нехотя двинулся вниз.

На пятом этаже, на простеньком покрывале, несли тело старушки, на вид лет семидесяти, может семидесяти пяти.

— Померла должно быть, если тащат вперёд ногами — высказался я про себя и предложил свои услуги пожилому мужчине, державшему старую тряпку у головы. — Помогу.

Он лишь кивнул в ответ, потом дождался, когда я заменю его левую руку и облегчённо вздохнув, отправил её в помощь к правой.

— В лифт пробовали, не получилось — тяжело дыша, сказал сосед. — Кто только делает их такими. Сегодня четвёртого покойника тащим, из подъезда и всё на руках.

Слова, сказанные незнакомцем, меня крепко зацепили. Получается так, что пока я мирно спал в квартире, на последнем этаже, рядом умерло четыре человека? Словно по команде, глаза скользнули по лицу старушки, тело нервно дёрнулось, как это бывает от испуга, нога подвернулась и я чуть было не упал.

— Жуть — выстрелом пронеслось в голове. — Хорошо, что до улицы осталось всего два пролёта.

Рано успокоился. Увиденное в сумерках, оказалось куда сильнее впечатления, полученного от неестественно белого, будто покрытого сверху толстым слоем воска, морщинистого лица. Прямо у входа стоял ЗИЛ, с брезентовым тентом над стандартных размеров бортами, на который, поначалу, я даже внимания не обратил. Но когда, не сказав ни слова, идущий впереди нас добровольный помощник, закинул ноги бабушки на промороженные доски, а потом сам запрыгнул на них и потащил её вперёд, я похолодел от ужаса и мне показалось, что нечем дышать. Женщина оказалась в машине не первой. Плотно прижавшись друг к другу, там уже лежало человек десять, а если быть объективным, то совсем и не людей. Кузов был устлан самыми настоящими трупами: обычных мужчин, женщин и даже детей. Не знаю, что со мной было дальше, может я бросил бы всё и убежал, если бы не стоявший рядом мужчина, спокойно доставший из кармана папиросы, спички и очень буднично, сказавший пару слов.

— В морге уже всё забито. Сказали здесь всех оставлять. Не знаю, как они себе это представляют? Ещё десяток влезет, а дальше куда?

Жрать мне, почему то, сразу перехотелось. Нет, до машины я всё же дошёл, а вот дальше… Дальше дело не пошло. Ни на какие яйца смотреть, не было ни желания, ни сил, ни физической возможности. Мне вообще не хотелось ничего. Я завёл свой тарантас, сел за руль, захлопнул дверь и уставился в лобовое стекло, монотонно изучая на нём грязевые потёки. Страх. Ничего другого, кроме этого противного чувства у меня внутри не осталось. Людей, как дрова, в грязном кузове, насквозь промёрзшей машины, держат до утра, а потом везут непонятно на какую помойку. Я понимаю, что им на это уже наплевать. Но, как быть тем, кто остался? Как пережить весь этот кошмар родным и близким? Наверное только после этих мыслей, до меня наконец то дошёл весь тот ужас, в который постепенно погружается наш мир и вылезли на свет божий, ростки безграничной ненависти к сволочам, сотворившими с нами такое.

— Зубами грызть надо гадов — зашипел я, ломая руками руль. — Суки. Детей и стариков, как пыль стряхнули.

Бестолково палил бензин ещё примерно час, но потом опомнился, его у меня тоже почти не осталось. Забыв про продукты, про поздний обед, резко вырулил на дворовую дорогу, лихо пробрался между домами, так чтобы больше не видеть проклятый ЗИЛ, выскочил на трассу и вдавив педаль газа до отказа, в бешеном темпе понёсся по ледяному шоссе. Место расположение ближайшей, известной мне, заправки, находится за кольцевой. Плевать, всё равно туда поеду. Какая мне разница, далеко или близко, домой так и так возвращаться не хочу. Часа три могу там