— Я говорю вам правду. Почему вы мне не верите?

— Потому что оперуполномоченный, который беседовал с вами, сообщил мне другую информацию. Этот человек назначен государством, чтобы собирать информацию, необходимую следствию, в данном конкретном случае — мне. Ему незачем меня обманывать, он ни в чём не заинтересован. Сообщая, что 28 июня не видели Фёдорова, вы создаёте ему алиби.

— Я говорю правду.

— Это ваше последнее слово? — задал вопрос следователь и после утвердительного кивка свидетельницы сказал. — Что ж, сейчас я зафиксирую ваши показания и вы сможете уйти.

Последующие пятнадцать минут Семёнов активно работал с клавиатурой, после чего распечатал протокол и передал его Селемякиной. Инна Сергеевна, подержав полученные листики бумаги, неуверенно посмотрела на них и спросила:

— А теперь что?

— Как что? — с наигранным удивлением спросил Олег Александрович и продолжил. — Расписывайтесь и можете быть свободны. В последующем вас вызовут, но уже в суд. У меня к вам больше вопросов нет.

— Хорошо. — свидетельница поставила подписи в местах, предусмотрительно отмеченных Семёновым «галочками», после чего положила протокол допроса на стол. — Я могу идти?

— Идите. Всего доброго.

— До свидания. — Селемякина вышла их кабинета.

— Вот так надо работать! — с удовольствием вскрикнул Семёнов, когда дверь за Инной Сергеевной закрылась.

Игорь Сергеев, наблюдавший за ходом допроса и хранивший всё это время молчание, отреагировал на это:

— Я так понимаю, в протоколе допроса этой бабушки написано не совсем то, что она сказала.

— Правильно понимаешь, Игорёк. Бедная старушка запуталась, бывает. Я же не хочу, чтобы её привлекли к ответственности за дачу ложных показаний.

— А ещё ты не хочешь выполнять лишнюю работу, так как сейчас у тебя один подозреваемый, а может оказаться несколько. — с усмешкой сказал Сергеев.

— Молод ты, чтобы ёрничать. Я уверен, что Фёдоров виновен, значит все средства хороши, чтобы упечь его за решётку.

— А как же торжество закона?

— Торжество Закона в том, чтобы убийца сидел в тюрьме, для этого позволительно немного этот закон обойти.

— Мне не совсем понятна твоя логика, но ладно. Что ты будешь делать, когда эта бабуля в суде скажет то, что она сказала тебе. Нестыковок не боишься? — продолжил расспросы Сергеев.

— Как я и сказал, молод ты. Кто ей поверит? Прокурор? Как бы не так. Он её раскатает, как катком. Огласит вот эти вот показания, — Семёнов потряс в воздухе протоколом, — и раскатает. Даже если Селемякина будет настаивать на своём, судья красиво распишет в приговоре, почему он доверяет её показаниям, которые зафиксированы в моём протоколе, а не тем, что она дала в суде.

— То есть Фёдорову ты не оставляешь никаких шансов?

— Зачем? — задал вопрос Семёнов и сам же ответил (эта манера общения бесила многих его коллег). — Наоборот, необходимо исключать возможность для суда выносить несправедливые приговоры.

— Несправедливые, это, как я понимаю, оправдательные? — Сергеев не отставал.

— Конечно.

— А если Фёдоров не виновен? Не был он в день убийства у дома Костомарова? Если взять показания этой старушки и статистику телефонных соединений твоего единственного подозреваемого, то алиби у него получается шикарное.

— Сам знаю. — недовольно ответил Семёнов. — Фёдоров виновен. Он убийца! Хитрый, наглый. Но я упеку его за решётку.

— У тебя получается, что обвиняемый, в силу изощрённости ума, заранее предусмотрел всё, чтобы не оставить улик, и, несмотря на отсутствие доказательств вины, он виновен.

— Да. — и увидев ухмылку на губах Сергеев, взорвался. — Ты сколько дел раскрыл?! Два, три?! Я их расследовал сотни и понял, что не всегда, строго соблюдая Закон, можно привлечь виновника к ответственности. Это жизнь! Поработаешь, поймешь.

— Ну-ну. — Сергеев не был убеждён, но спорить не стал. — А что ты будешь делать с отпечатками пальцев, обнаруженных в квартире Костомарова? Ты же их там насобирал на год работы. — Игорь был в курсе дела, так как оно неоднократно обсуждалось на совещаниях у руководства.

— Что надо, то и буду. — уже угрюмо буркнул Сергеев. — Пойду я домой.

— Ну-ну. — повторил Сергеев.

— Заткнись. — уже грубо отреагировал Семёнов, после чего убрал все документы в сейф и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

«Интересно, сколько он получил, чтобы упечь Фёдорова в тюрьму? Не может быть, чтобы просто так он этим занимается» — подумал Сергеев, посмотрев вслед ушедшему Олегу Александровичу. Сам он, хоть и работал недавно, знал о распространённости получения мзды за не всегда законные действия. Вероятно, Фёдорова решили устранить конкуренты, а Семёнов им в этом помогает, решил он для себя. После этого Сергеев выкинул это дело из головы, своей работы хватало.

Не знаю почему, но Фёдор Петрович предпочитал со мной встречаться у себя дома. Хотя слово предпочитал здесь лишнее, он встречался со мной только в своём доме. С чем это связано, мне неизвестно. Возможно, таким образом он выражал ко мне своё доверие. Или, наоборот, недоверие, так как у многих оперов и следователей со временем развивается профессиональная паранойя — они боятся, что их прослушивают, чтобы уличить или в уже совершённых преступлениях, или в совершаемых. Правоохранительная система — механизм сложный и жёсткий, который перемалывает не только преступников, но и свои же собственные детали. Категория износа каждой зависит от самой детали. Самсонов относился к наиболее крепким, но и на нём работа оставила свой след.

Итак, Петрович разговаривал со мной о делах только у себя. Это нарушало мои правила, так как я решал все вопросы у себя в офисе. Одно радовало — встречи с ним всегда были продуктивными. Подъехав к его дому к 09 часам, как мы и договаривались, я увидел Самсонова, который уже что-то делал в саду. Ещё одной традицией старого опера была встреча гостей у калитки, ведущей в сад. Там он меня и встретил.

— Доброе утро, Вячеслав, — приветствовал он меня, — проходи в беседку. Сейчас чай принесу и приступим.

— Доброе утро, Петрович, — чай у него всегда был отменным, но я не мог удержаться, чтобы не подначить его, — иногда я опасаюсь ингредиентов, которые ты используешь при приготовлении этого напитка. Не входят ли они в список запрещённых психотропных веществ?

— Иди, остряк. — с улыбкой отреагировал Самсонов. И это было хорошо — значит, у него есть новости.

Я дошёл до беседки, которая стояла в глубине сада, уселся за стол и закурил, ожидая хозяина. Стол был уже сервирован, не хватало лишь «божественного напитка», как его называл сам Фёдор Петрович.

— Вячеслав, — начал он, когда поставил чайник на стол, — почему ты всегда вмешиваешься в дела, которые тебе если не по зубам, то очень близки к этому? Чего тебе не хватает? Мало получил острых ощущений в бытность следователем?