— Так, Пантелей, чего тут плохого? — удивился Васька. — Рыльце в пушку, так не у одного его. Нам лучше, искать никто не станет.

Леонид с сожалением посмотрел на парня. Ну, не понимает человек. А вот комиссар Гавриков и Иван Николаев поняли атамана сразу. Ведь не ради грабежа они грабить стали, а ради идеи!

Краса и гордость Невского проспекта — ювелирный магазин братьев Авдеевых. А витрина, где выставлены эти сокровища! Прозрачная, до состояния родниковой воды! Аграмадная витрина! Витринища! Да если ее разрезать на кусочки, то можно застеклить окна в целой деревне! Только не так-то легко ее разрезать, потому как стекло не простое, а закаленное, толщиной с палец. Не нашенское, конечно же, из Германии привезено, за большие деньги! Красота неописуемая!

Говорят, когда стекло в витрину вставляли, то и поленом стучали, и булыжники кидали, а немец, что стекло привез, только посмеивался, поднимал отскочившие камни и приговаривал: "Битте! Битте". Дескать — бейте, пожалуйста!

Как же драгоценное стекло разлеталось сотнями кусочков, мелкими брызгами рассыпаясь по Невскому, острой сахарной пудрой припорашивая зазоры между булыжниками! Не придумали еще такого стекла, что выдерживало бы тупоносую револьверную пулю.

Золото и драгоценные камни во все времена были мерилом богатства и лучшим местом, куда это богатство можно спрятать. Особенно в такой беспокойной стране, как Россия, где землю и фабрики могут отобрать, а акции и бумажные деньги будут стоить дешевле, нежели старая газета, потому что не годятся даже на раскурку. Новоиспеченные богачи старались скупать золото и камни, не слишком-то доверяя Советской власти. Власть, разрешившая свободное предпринимательство, может в один прекрасный день его же и запретить. И лучше, если после запретительного декрета оказаться не в Соловецкой тюрьме, а где-нибудь в Швеции или Франции, унеся с собой жменьку-другую бриллиантов!

Братья Авдеевы поставили дело широко. Могли бы и шире, но власти не позволяли. Зато товары радовали глаз (огорчая при этом кошелек), а продавцы были по-европейски образованы и по-русски сильны. Любой из них мог не только подобрать бриллианты под цвет глаз клиентки, разъяснить — почему в этом сезоне в Париже вошли в моду жемчужные колье, но и выкинуть разбушевавшегося скоробогатея, не призывая на помощь дюжих охранников из подсобки.

Чего там только нет! Кольца дутые и литые, с камушками и без. Золотые цепочки и толстенные цепи, брошки и кулоны, запонки и булавки для галстука. Жемчужное ожерелье сведет с ума заморскую графиню (своих мы еще в семнадцатом вывели, пусть хоть чужие порадуются!). Диадемы, перед которыми диадема Марии Дагмары покажется театральной бутафорией!

Первым в ювелирный магазин вошел Иван, сегодня мало походивший на самого себя. Вместо воинской одежды, ставшей для него второй кожей, он был одет в шикарный костюм-тройку, обут в лаковые штиблеты, а на голове имел шляпу-котелок. Николаев походил на очень солидного нэпмана — не то на оптового виноторговца, не то на книгоиздателя. А то, что бывший солдат чувствовал себя в новом обличье неловко, так ничего страшного — добрая половина скоробогатеев недавно обходилась поддевками и парусиновыми штанами, а калоши надевали при хорошей погоде, чтобы похвастаться.

Стараясь держаться степенно, Иван подошел к витрине, с золотыми и серебряными часами. Сделав вид, что не шибко удивляется ценам (за золотые можно дом выторговать, а за серебряные — корову), перешел к другой, с портсигарами.

— Может, подсказать что-нибудь?

Вынырнувший откуда-то добрый молодец с улыбкой в тридцать четыре зуба, с набриолиненной шевелюрой, обряженный в белоснежную косоворотку с вышивкой, вызывал у Ивана странное ощущение. Не так он часто сталкивался с приказчиками ювелирных магазинов (да что уж там врать, никогда в жизни не сталкивался), но с этим молодцом что-то было не так. Вроде бы сама обходительность, услужливость, льстивая улыбка на морде, но приказчик остается приказчиком, будь это ювелирный магазин или галантерейная лавка. Ну, как если бы денщик полковника, имевший унтер-офицерские лычки, стал драть нос перед денщиком подпоручика. Что тот, что другой все равно остаются прислугой. А вот у этого… Выправка ли, легкий прищур ли, левая ли рука, привычно полусогнутая, как бы придерживающая эфес шашки. И еще взгляд — не просто прищур, а брезгливость.

— А посоветуйте-ка, что можно прикупить на именины для молодого человека? — спросил Иван, выдавая домашнюю заготовку. Не удержавшись, добавил: — Подскажите, темному человеку, ваше благородие.

И сразу все встало на свои места. И уже перед Иваном не холуй, а бывший офицер. Битый и стреляный волчара, сумевший пережить империалистическую и Гражданскую, невесть как попавший в Петроград, да еще и работающий на Невском проспекте. Контрик, одним словом.

И офицерика не ввел в заблуждение наряд Ивана. Понял, что перед ним не совбур, а бывший солдат — один из тех, кто в марте семнадцатого поднимал на штыки его сослуживцев.

Они стояли и смотрели в глаза друг другу. Два бывших соратника, мерзнувших и мокнувших в одном окопе, а потом смотревшие друг на друга сквозь прицел. Неизвестно, чтобы произошло, если бы не появился новый посетитель.

Пантелеев вошел в магазин красиво, распахнув дверь пинком.

— Граждане, сердечно всех попрошу оставаться на местах, не сопротивляться! — гаркнул Леонид, подкрепляя приказ выстрелом в потолок.

Офицерик, забыв о классовом враге, на секунду отвлекся и ринулся навстречу грабителю. Куда там… Иван с удовольствием приложил его рукояткой револьвера по затылку, помог ему осесть на пол, направил оружие на комнатушку, где встрепенулись мордовороты.

— Сидеть!

Один из охранников попытался вскочить, но другой, более благоразумный, удержал товарища. Заработать пулю за чужое добро — слуга покорный!

Больше героев или желающих оказать сопротивление не было. К тому же среди покупателей волшебным образом появились еще два налетчика — коренастый и тощий.

— Ключики, пжлста! — вежливо попросил Пантелеев кассира, а когда тот замешкался, ткнул его стволом под ребро. — Веселее гражданин, мы спешим!

Продавцов и покупателей посадили на пол рядом с оглушенным офицером, а Пантелеев с товарищами принялись за работу. Требовалось уложиться в пятнадцать минут — ровно столько, сколько понадобится постовому милиционеру у Казанского собора, услышавшему выстрел, трелью свистка позвать на помощь двух-трех соседей. А соседи — один на Дворцовой площади, другой на Апраксином дворе (в старое время городовые стояли ближе друг к другу, но у республики средств не хватает!). Пока добегут — минут десять, сообразят, где стреляли, — вот вам еще пять минут. Но очень даже возможно, что постовые не услышат ни свистка, ни выстрела (что на "Апрашке" шумно, что на Дворцовой). Есть и другой вариант, что подмога приспеет раньше, но о худом лучше не думать…

"Эх, сюда бы на пару человек побольше, быстрее бы дело шло", — грустно подумал Иван, карауливший лежавших, наблюдая, как Васька Пулковский, Гавриков и Пантелеев потрошат сейф, сбрасывая тугие пачки в мешок (одна улетела под прилавок — так и чёрт с ней, некогда лезть!), бьют витрины, торопливо засовывая в саквояжи драгоценности, не слишком-то разбираясь, где серебро, а где золото. Да и часики стоило поаккуратнее складывать, а не ссыпать, будто зерно.