серию дневников и мемуаров иностранцев — современников и участников событий начала XVII в. в России: «Сказания современников о Дмитрии Самозванце» (т. 1–5) и «Сказания князя Курбского» (т. 1, 2, 1833 г). Первая (т. 1) и вторая работы были удостоены половинными Демидовскими премиями 1832 и 1834 гг.

Отзыв на второе сочинение представили академики А. И. Шегрен и Ф. И. Круг. Они писали о ценности публикации Н. Г. Устрялова: «Ученым и каждому любителю древней отечественной литературы желательно было вполне обладать сими достопримечательными и важными материалами к истории России в царствование одного из величайших тиранов, какие когда-либо существовала в мире, писанными таким современником, каков был Курбский» [70, с. 10]. Публикации исторических источников, подготовленные Устряловым, сохранили большую ценность, а его исторические труды имеют лишь ограниченный историографический интерес. В 1837 г. он был избран академиком и в этой должности оказывал постоянное содействие Демидовской комиссии, дав 26 рецензий на конкурсные сочинения.

Историк и государственный деятель, барон М. А. Корф был автором книги «Жизнь графа Сперанского», получившей полную премию (1862 г.). К этому времени уваровская формула официальной народности потеряла свое значение в качестве руководящего принципа официальной историографии. Книга Корфа отразила эту перемену. Автор, крайний реакционер, поставил себе задачу показать, что правительство Александра I готово опереться в своей деятельности на «либеральную» бюрократию, что «хороший» чиновник, каким был, по мнению автора, Сперанский, способен исправить все «неустройства» [71, с. 324].

Граф М. М. Сперанский был ближайшим советником Александра I и автором плана либеральных преобразований, который вызвал резкую оппозицию крепостнического дворянства. Молодой Н. Г. Чернышевский отзывался о Сперанском в «Дневнике» 1848 г. так: «…весьма умный человек». Через 15 лет он же откликнулся на книгу Корфа статьей «Русский реформатор», в которой доказывал полное бессилие либеральных реформаторов внести сколько-нибудь существенное изменение в социально-политическую действительность. Деятельность Сперанского, по словам революционного демократа, лучше всего доказывает, что правительственные намерения произвести серьезные преобразования являются только «праздной теоретической игрой» и кончаются при первой попытке их реализации [24, т. 7, с. 827].

Близкой к «теории официальной народности», но не совпадающей с ней была славянофильская концепция исторического процесса. Славянофилы противостояли западникам, выступали за принципиально отличительный от западно-европейского путь развития России на основе односторонне понимаемой ими самобытности. В противовес славянофилам западники выступали за развитие России по западно-европейскому образцу. Они критиковали крепостничество и самодержавие, выдвигали проекты освобождения крестьян с землей.

Самым значительным сочинением в славянофильской литературе по истории крестьянства можно считать докторскую диссертацию И. Д. Беляева «Крестьяне на Руси. Исследование о постепенном изменении значения крестьян в русском обществе» (1859 г., половинная Демидовская премия 1860 г.). Беляев — автор многих работ по истории русского крестьянского права, быта, а также военного дела и летописания в России, долгие годы был профессором Московского университета по кафедре истории русского права.

Работа Беляева «Крестьяне на Руси» явилась в русской историографии первым систематическим исследованием по общей истории крестьян со времен Киевской Руси до XVIII в. В работе, написанной в обстановке подготовки крестьянской реформы 1861 г., Беляев стремился дать ответы на многие жгучие вопросы современности. Сочинение изобиловало ссылками на многочисленные источники, что придавало ему высокую научную ценность в изучении крестьянского быта и реальных отношений между крестьянами и помещиками. И. Д. Беляев первый из русских историков использовал актовые материалы. «Изучение актового и летописного материала позволило Беляеву осветить историю крестьянского законодательства с возможной для его времени полнотой», — считал А. В. Предтеченский [71, с. 330].

Эта же мысль отмечалась и Н. Г. Устряловым: «Автор не говорит ни одного слова наугад; каждое положение его подтверждается тем или другим документом, и вся история нашего крестьянства, от первых исторических сведений до времен императора Павла I, изложена весьма отчетливо и беспристрастно, с ясным и положительным указанием состояния его в разные эпохи. Вообще, можно сказать, что трудно исследовать основательнее столь важный вопрос, занимающий теперь не только Россию, но и всю Европу» [60, с. 123].

Однако на работе Беляева сильно сказались славянофильские концепции исторического процесса, что привело автора к идеализации положения крестьянства в Древней Руси. Беляев рассматривал крепостное право как «болезнь русского общества», а его ликвидацию — как процесс «постоянного выздоровления», начавшийся с конца XVIII в. указами Павла I, а затем продолженный законодательством по крестьянскому вопросу Александра I и Николая I. Далеко от истины также объяснение процесса закрепощения. Автор ошибочно считал, что крестьяне вплоть до XVI в. были свободны. Прикрепление же крестьян к земле произошло якобы только в самом конце XVI столетия и, по Беляеву^ «было принято как средство, как лекарство против излишнего отягчения крестьян казенными податями» [48, с. 93].

Несмотря на ошибочность общеисторических взглядов И. Д. Беляева, собранный в книге «Крестьяне на Руси» фактический материал и отдельные выводы сохраняют интерес и для современных исследователей.

Крупнейший проводник идей славянофильства и панславизма историк В. И. Ламанский был автором многих работ по истории славян, палеографии, этнографии. Наиболее видная из них — его магистерская диссертация «О славянах в Малой Азии, Африке и в Испании» (половинная Демидовская премия 1860 г.). По оценке «Советской исторической энциклопедии», работа Ламанского проникнута славянофильской концепцией и построена на недопустимых для научной работы методах [47, т. 8, с. 386].

Историк славянофильской школы А. Н. Попов оставил многочисленные труды о русских летописях и хронографах. По мнению советских историков, большой научный интерес представляют изданные Поповым «Материалы для истории возмущения Стеньки Разина», отмеченные половинной Демидовской премией (1858 г.). Для историка-славянофила Попова крестьянское восстание под руководством Разина, конечно, «бунт»: движение, нарушающее установленный государством порядок. Однако этим трудом Попова пользовались, по словам историка К. Н. Бестужева-Рюмина, главным образом все прочие исследователи этого движения.

В отзыве на работу А. Н. Попова академик Н. Г. Устрялов высказал интересную точку зрения относительно состояния русского источниковедения того времени, особенно о народных движениях: «Занимающимся русскою историею известно, как еще мало издано источников, а тем менее обработано критически… Недостаток печатных источников особенно ощутителен в русской истории XVII века. О некоторых происшествиях, часто весьма важных, историк, на основании достоверных источников, принужден сказать несколько слов, не имея возможности проследить самое происшествие, ни объяснить его значение. К числу таких неясных событий принадлежит возмущение Стеньки Разина. Народные предания и песни вместе с сказаниями иностранцев сохранили гораздо более известий, нежели источники официальные» [72, с. 105]. В своем резюме Устрялов, «имея в виду важность этих документов, до сих пор неизвестных и тщательно ныне изданных, принимая, сверх того, в соображение отчетливый и верный рассказ о мятеже Разина, основанный исключительно на актах и других материалах несомнительных» [72, с. 107], рекомендовал сочинение А. Н. Попова к награждению премией.

В изучение истории, экономики и этнографии Казахстана внес свой вклад историк и государственный деятель А. И. Левшин. В трехтомном «Описании киргиз-кайсацких или киргиз-казачьих орд и степей» (1832 г., половинная Демидовская премия 1834 г.) он использовал официальные материалы Азиатского департамента МИД,