Пока они перешептывались, на крыльцо дома выскочила… Неля и накинулась на девочку:

– Ну ни на минутку оставить нельзя! Сашенька! Ну зачем ты ешь всякую дрянь? Плюнь немедлен… Чего ж ты в мамочку харкаешь, безобразник!

– Неля?! – неуверенно позвала Зинаида.

Женщина вздрогнула, охнула и уселась на грязную ступеньку.

– Вы это… – тыкал в бок Зинаиду Ваня Мышкин, – вы не волнуйтесь. Некоторые женщины тоже, знаете, как друг на друга похожи… Я знаю, для меня так все, кому за сорок…

Неля подхватила Дашеньку и метнулась было в дом, но потом осела и безнадежно выдохнула:

– Ну чего уж… проходи, Зинаида, ежели уж отыскала… Пойдем в дом… – и поплелась к крыльцу, причитая: – Госсыди, и какой хрен тебя в бок тычет, а? И чего ж ты спокойно людям жить-то не даешь, а?

– Зинаида, слышьте чего… а про «какой хрен», это она про меня, что ль? – беспокоился Ваня, снова тыча в бок свою пассажирку.

Зинаида обернулась и резко заявила:

– Вот что! Ты остаешься здесь и ждешь меня у машины, ясно? Не пускай пузыри, тут дело серьезное! Вдруг мне надо будет срочно в машину прыгать и… кого-нибудь догонять!

– Или удирать от кого-нибудь, да? – правильно понял ее парень.

– Думаю, до этого не дойдет, – поправила сумку на плече Зинаида и вошла в калитку. – Иди, Иван! Наш стальной конь должен быть в боевой готовности!

Иван серьезно нахмурился и потрусил к машине.

Неля уже немного пришла в себя от незапланированной встречи, раздела Дашеньку и даже поставила чайник.

– Проходи, Зин. Мы теперь здесь живем.

Изнутри дом казался новее и больше, чем снаружи. Просторная светлая комната, а из нее дверь, вероятно, в другую. Почти посреди комнаты была белая расписная печь, а за ней небольшая кухня. И везде чистота, порядок и даже какой-то шик в стиле кантри.

– Это ваш дом? – удивленно спросила Зинаида.

– Да не-е-ет, тут моя сестра Маша проживает. Вишь, как печку расписала? Была такая беленькая, нет, надо было испоганить… Марья! Маша! Ну иди же, возьми Сашеньку!

Из-за двери появилась приятная женщина, лет на пять моложе Нели, улыбнулась, подхватила ребенка и исчезла в другой комнате.

– Так, значит, это никакая не Дашенька? А вовсе даже Сашенька? Уж не сын ли это Ирины Андреевны Дроновой? Не его ли она потеряла? – напористо наседала Зинаида.

– Да ладно тебе давить-то, – нахмурилась Неля. – Сын Дроновой Ирины Андреевны… Сашенька, между прочим, сын моего сына. Он мой внук родной! И разе я могла допустить, чтобы невинное дитя страдало, а? Ведь пока я его не украла, никому мальчонка не нужен был. Никому! А я ить просила, в ногах ползала у Ирки – отдай, тебе он не нужен, а у меня, кроме Сашеньки, никого больше не осталось… А она – прям как та собака, ни себе ни людям! – Неля уже ревела в голос. Потом вдруг как-то скоренько успокоилась и подвела итог: – Поэтому я его украла, и все. А теперь у мальчонки и бабка, и отец. А то даже представить страшно – Ирка-то померла, и что бы с ребенком-то сотворилось? Ты думаешь, ейный новый хахаль шибко бы вокруг него увивался? Сдал бы в детдом, да и все. А так вон как славно получилось…

Зинаида тряхнула головой. Что-то она опять потеряла связующую нить – ну ладно, бабка у мальчонки осталась, а отец откуда взялся?

– Так… стоп… что-то я не совсем с отцом разобралась… Если я все правильно поняла, Сашенька – сын Ирины Дроновой и Анатолия Голышенко. Так?

– Ну да. А Анатолий Голышенко – мой сын.

– Ага. И он погиб, да?

Неля поморгала белесыми ресницами, потом скорбно кивнула:

– Ну да. Погиб. Я ж потому Сашеньку и утащила! – Она уселась поудобнее, сунула в рот сушку и охотно принялась говорить: – Вот я тебе сейчас все обскажу, а ты потом садись и потихоньку уезжай, не мешай нашей с Шуриком жизни. Потому что теперь бежать нам больше некуда. Я ж не стану всю жисть с ребенком на руках по городу скакать!

– Ты давай не торгуйся, «всю жисть» ты и здесь не просидишь. Ребенку нужна нормальная школа, и вообще… Рассказывай давай! – строго глянула на нее Зинаида и тоже ухватила сушку.

Неля не стала кривляться, а вздохнула поглубже и начала.

– Сын мой рос единственным, больше детей у меня не было. Кстати, и мужа тоже не было. Чего-то никак мне с мужиками не везло, беда прям. Однажды встретился один, молодая я еще была, так он, гад, такой рыжий оказался, что прям выйти с им стыдно было. И ведь…

– Неля! Куда тебя понесло? Про сына рассказывай!

Неля крякнула, вытерла рукавом рот и вернулась в прежнее русло.

– Ну, значит, ро́стила я Толика, ро́стила, а он возьми и вырасти. Да все бы ничего, только ни с того ни с сего решил жениться. Да чего там «решил»… Взял да и женился! А ему в ту пору… дай-ка вспомню… ну да, ему как раз двадцать семь стукнуло. Чего говорить, охомутала Ирка паренька молоденького, да и все. Он же ж у меня красавец! Ой, я тебе потом покажу…

– То есть… как – покажу? – отвесила челюсть Зинаида.

– Ну «как», «как»… Каком кверху! На фотографии, конечно, – обиделась Неля и стала говорить дальше. – Ну вот, женился он, меня не спросил. А потом, месяца через четыре, у них Сашенька родился. Ой, ты знаешь, Зин, нынче дети так быстро созревают! Экология, что ли? Вот раньше, хоть ты тресни, а девять месяцев беременная отходи, а сейчас не успеешь со свадебного стола посуду вымыть – оп-ля! – и уже бабушка. Короче, Сашенька не заставил себя ждать. Зато уж какой славненький! Какой умненький! Лапушка какая! Ну чего я тебе говорю, сама ж знаешь. Правда, я его все время девочкой выставляла, но да все равно!

– И ведь не боялась же… А как мы бы увидели, что это мальчик?

– Да уж, конечно, увидели бы вы! Я ж вам Сашеньку даже на руки не давала держать. Нее-е-ет, у меня все было под контролем. Ой, и чего ты прикопалась – если бы узнали, если бы увидели… Прям все настроение портит… Так ты дальше будешь слушать?

Зинаида кивнула, и Неля, закатив глаза, продолжала:

– И вот, родился мальчонка, а сидеть-то с ним кому? Ирина на работу рвется, неинтересно ей с пеленками возиться, Анатолию и вовсе надо деньги зарабатывать – он у меня машины гонял. В общем, с дитенком, кроме меня, некому оставаться.

– Так мать же в декретном отпуске должна быть, – удивилась Зинаида.

Неля посмотрела на нее как на неразумное дитя.

– Зина-а-а, декретный отпуск, он же не судом накладывается, а в помощь мамочке дается, которая не может ребенка без себя оставить. А наша, как та кукушка, прости господи, родила и давай юбки мерить – не сильно ли толстой она на работе выглядеть будет. Через неделю на работу умотала! А с Сашенькой я осталась. Да я и не жалуюсь, мне-то внучок на радость достался, так бы и не отрывала от себя до старости… Да разе ж он захочет, чтоб с им старуха таскалась… Ага, так про что это я? Ну так вот, все бы славно было, но тут – раз! Беда нагрянула – погиб мой сыночек. Погиб мой Толенька. Прямо на своей работе и сгорел… – Неля зашвыркала носом, потом утерла глаза подолом, отхлебнула чаю и продолжила: – Осталась я с Сашенькой одна на руках. Мы-то с внуком отдельно от молодых жили, у меня ж своя квартира в городе. Ну и перестала Ирина наведываться в ту квартиру. Редко когда забежит, может, раз в неделю, может, и того реже. А я и не ругала ее. Думаю, скажу слово попрек, так она и вовсе Сашеньку-то отнимет. А потом однажды Ирина пришла с какими-то людьми. Веселая такая, и говорит: «Спасибо за заботу вашу, но теперь мы в вас больше не нуждаемся, потому что я заново вышла замуж, на работу теперь ходить не собираюсь, а чтоб сидеть дома, я у вас Сашу забираю. Он большой уже, титькой кормить не надо, скоро ему в садик, и вообще, нельзя нам никак без детей – засмеют. А своих мой новый муж иметь не может по состоянию его шаткого здоровья». И унеслась. Вместе с Сашенькой. И чего ей скажешь? О-о-ой! И как же я тогда болела-а-а, и как же тосковала-то… Ни сына, ни внука, вот хоть прям ложись и помирай тут же. Может, и померла бы, честно тебе говорю. Но тут как-то встретила соседку из того подъезда, где молодые жили. Я ж там постоянно крутилась, когда Толик жив был, всех баб знала. Ну и говорит мне Людка-то, соседка Ирины, мол, плохо живет Ирина с новым мужем. Ссоры у них частенько случаются, и все больше из-за Сашеньки. Потому что никак не может простить ее новый супруг, что она от кого-то уже сына заиметь успела. И даже не смотрит на то, что от него-то никто заиметь детей не в состоянии. Пилит он мальчонку денно и нощно, и плачет Сашенька часто, из-за стенки слышно… Я не стала терпеть дальше, в тот же день пришла к Ирке с ее новым мужем. А она меня чуть не взашей гонит. «Не лезьте в нашу жизнь! – орет. – Сеня все равно Сашке станет настоящим отцом! Они свыкнутся! И я все равно Сеньку люблю, а потому он должен Сашку полюбить тоже! И ничего страшного, если Санька поревет, настоящим мужиком вырастет, а вы мне из него размазню сделаете!» В общем, меня за дверь-то выпихнула. А Сашенька как заслышал мой голос, так еще пуще в крик ударился. А когда уж я домой пришла, то сразу и решила – чего ж так-то всем мучиться? Ради какого такого блага? Выкраду мальчонку, и все. Ему со мной лучше будет. Только, думаю, надо подготовиться. Сняла у тебя комнатку, чтоб подальше от Иркиной квартиры была, перетащила кой-какие вещички, свою квартирешку в аренду сдала, да все деньги за полгода вперед получила. А уж потом стала удобного случая ждать. И однажды выпал случай! Вот, значит, прихожу как-то к их двору, а там этот боров, Сеня то есть, гуляет с Сашенькой. Ирка, видать, заставила. И, главное, как гуляет-то? Сам, значит, пиво сосет и в газету таращится, а Сашенька на высокой такой стенке сидит, слезть не может, боится. Гад «папаша» его специально туда запихал, чтобы мальчонка никуда убежать не вздумал. А там такая высота… а Шурику и двух годков нет… Я долго думать не стала – подошла к Сашеньке. Он меня увидал, глазенки сияют, сразу тихонько ко мне ручки потянул. А сам ни звука! Я его в пальто укутала да бегом за дом. Какого-то частника поймала – и к вам. Домой даже заезжать не стала. Только Сашеньку Дашенькой стала звать. На всякий случай, чтоб не отыскали…