И бывшая метательница молота, крутя ведром, понеслась докладывать новые сведения своему бедолаге-журналисту, который, точно наседка, высиживал горячие новости у себя дома.

Еще в прихожей до ушей Зинаиды донеслись пьяненькие мужские голоса и веселое повизгивание Юноны.

– Ой! А вот и Зинулик! – вывалился в прихожую Гриша. – Юрок! Брыс-тро иди сюда! Кланяйся нашей Зинуле! Кланяйся, грррю те!

И в прихожей появился Юрок – новый жилец их коммуналки.

– Пызвольте… пызвольте… прилжицца к руч-чке… – неуверенно держался он на ногах, но старательно выгибал спину и пытался клюнуть носом Зинаидину руку.

– Давайте я сначала пройду, а уж потом вы прикладываться будете… – краснела лицом Корытская и пыталась освободить руки от пакетов. – А вы, я вижу, уже подружились?

– Зиночка, с ним нельзя не дружить! – высунула из кухни скорбное личико Юнона. – Ты знаешь, где он работает? Ты не знаешь, где он работает! Узнаешь – тоже подружишься.

Зинаида отдернула руку, в которую таки вцепился Юрок, и спешно передала сумки Юноне.

– На, растрясай там, а я хоть себя в порядок приведу, что ли… – буркнула она и ускользнула в ванную.

«Не иначе как вице-консул какой-нибудь, – думала она про нового жильца, с остервенением намыливая руки. – Потому и физиономия такая печальная, чтоб не приставали». Отчего вице-консул решил осчастливить их «воронью слободку», Зинаиде в голову не пришло. Подправив макияж и нацепив на лицо обворожительную улыбку, она появилась на кухне.

– А вот и я, давайте знакомиться, – протянула она руку пирожком. – Зинаида Ивановна, скромная работница маленького бара. Живу на честно заработанные средства, с властями полное взаимопонимание, квартплату не задерживаю, налоги плачу. Могу показать документы.

Пока Зинаида наводила красоту, Гриша вместе с новым товарищем уже успели вернуться на кухню, вальяжно распластались за столом и даже пропустили по рюмочке. Но теперь после каждого слова Зинаиды новый постоялец все больше вытягивался на стуле в струнку, а под конец речи и вовсе поднялся, прижал руку к сердцу и чуть было не запел американский гимн.

– А вас как величать? – поинтересовалась ответственная квартиросъемщица.

– Юрри Никлаич Орешшкин! Скр-ромный работник большого кладбища! – взял он под козырек и даже прищелкнул голыми пятками.

– А… а разве не консул? – вытянулось лицо у Зинаиды. – Юнона, ты ж говорила, с ним полезно дружбу водить!

Юнона вытаращила глаза и рьяно замотала головой:

– Ну! И говорю! А на фига тебе консул? Правда, Гриша? Мне вот, к примеру, так и вовсе без надобности, зато кладбищенский работник тебе и земли хорошей на участок привезет, и с машиной, ежели чего, поможет, опять же, на родительский день веночки подешевле достанет… А то барыги кладбищенские, знаешь, как наживаются!

– И еще там могилку могу устроить, ежели надо…

У Зинаиды в голове что-то щелкнуло, мелькнул хвост какой-то умной мысли, но Гриша совсем не дал ей сосредоточиться:

– Зин! Ты знаешь, чего… ты давай пляши!

– Плясать? Ой, Гришенька, я сегодня уже за стойкой так наплясалась… – попыталась отшутиться Зинаида, но сосед был неумолим.

– Я гррю – пляши! Юнонка! Как та пляска называется, когда титьки отдельно пляшут, а задница отдельно?

Юнона корректно поджала губы:

– Хоровод?

– Сама ты хоровод! Еще там песенка такая – ла-ла-ла-ла-ла…

– А, ну так это ламбада! – обрадовался Юрий Николаевич, вскочил и даже попытался нечто такое изобразить. – Эть, эть, эть…

– Ты-то чего разэтькался? – возмутился Григорий. – Не тебе же письмо пришло! Ты лучше наливай, а вот Зинаида пусть пляшет. Зин, давай, я тебе пою… ла-ла-ла-а… Ну, пляши же!

Зинаида сделала руками какие-то замысловатые вензеля, что должно было означать зажигательный танец, и угрюмо попросила:

– Гриш, давай письмо, не кривляйся.

– А и не отдам! И никакую ты не ламбаду плясала! Ладно, давай тогда танец березок!

Пока Попов кочевряжился, Юнона уже сходила за конвертом.

– Бабка какая-то принесла, сказала, что из соседнего подъезда… – недовольно пробормотал Григорий и накинулся на супругу: – Вот теперь сама пляши! Чего письмо отдала, кода муж хочет искуссьтва? Прям лезет и лезет в мужчинские дела!

Зинаида взяла конверт, кривенько улыбнулась, извиняясь, и юркнула к себе в комнату.

Писем Зинаиде никто не писал. Но раньше и писать было некому – все ее родные и близкие жили здесь, в этом же городе. А зачем строчить письма, если можно просто приехать и наговориться вдоволь? Но теперь где-то в маленьком городке жил один господин, который… Плюх, вероятно, решил, что на бумаге он лучше сумеет объяснить свои чувства. Ну что ж, она тоже ответит ему письмом. А может, и нет. Сначала надо посмотреть, что там он ей пишет!

Письмо было не от Плюха. Было вообще не понятно, кто его написал. Да его и не писали – просто в конверт была вложена бумажка с адресом: деревня Синявка, ул. Проточная, д. 12. Голышенко Мария Борисовна. Все буквы были напечатаны на машинке. И кроме бумажки с адресом, в конверте – ничего.

– Правильно, с чего бы мне письма от Плюха баба Глаша приносила? – запоздало сообразила Зинаида. – Только… только что это значит? Кто такая Мария Борисовна Голышенко? Голышенко… Что-то фамилия знакомая…

Зинаида вспоминала недолго. В мозгу всплыла фраза: «Ирка в девках долго не бегала, где она с Толькой Голышенко познакомилась, не скажу…» Вот чья это фамилия! Первого мужа той несчастной девчонки, которая зачем-то сидела возле их подъезда, а потом так страшно скончалась. А Мария Борисовна, наверное, его мать. И старушка Глафира Ферапонтовна своим закаленным во всяких передрягах умом решила, что Зинаиде нужно поговорить именно с ней. Что ж, все правильно.

В дверь долбились:

– Зинаидочка! – верещал Гриша. – Выходи немедленно, нам Юрок прочитает стихи! Зин, хорош прятаться! Не отбивайся от коллективу!

Зинаида поняла, что коллектив ей больше от него отбиться не даст, и покорно побрела на кухню.

Юрий Николаевич стоял на табуретке, как подобает чтецу стихов пятилетнего возраста, шлепал губами и заранее пускал слезу в оба глаза. Завидев Зинаиду, он уперся взглядом в старый настенный шкафчик и с чувством завыл:

– У меня растут рога-а-а… будет мне семна-а-адцать… С кем жениться мне тогда? С кем мне обвенчаться?

– Чо-то я не понял… – потряс головой Гриша. – А ты чо, еще несовер… Тебе, что ль, семнадцати нет еще? А, Юрок?

– Это ж Маяковский, Гриша! Не мешай наслаждаться! – ответила Юнона и приготовилась слушать Юрия Николаевича дальше, уложив на мощные руки сухонький подбородок.

– Вовсе не Маяковский, – обиженно брыкнул ножкой чтец. – Вы не слушаете, что ли? Это мое собственное сочинение. «Про неверных жен» называется. Там дальше будет, как они мне изменяли с директором кладбища.