Затаив дыхание Вадим следил за Бабкиным. С какой величайшей осторожностью он втаскивал чучело в люк, боясь помять крылья, повредить картонный хвост. Пользуясь тем, что внизу светлее, Тимофей стал исследовать устройство орла-разведчика прямо на лесенке.

— Вот и антенна нашлась, — пояснил он, сосредоточенно наморщив лоб. — Видишь провод на крыльях? Теперь посмотрим, что снизу.

Тимофей с трудом повернул крылатое устройство. Блеснул фотообъектив.

— Голубая оптика, — с видом знатока заметил он. — Просветленная. Короче говоря, та же летающая фотокамера — их немало выловили в разных странах за последние годы. Только вот оформление другое. Для маскировки, наверное.

— Не думаю. Здесь что-то новое.

— Старье. — Димка небрежно махнул рукой и вдруг засмеялся: — Смотри, смотри! Из твоей птицы песок сыплется.

Действительно, внутри ее что-то звякнуло, и на руку Тимофея посыпался песок.

— Вполне закономерно. Ты догадался почему? — обрадованный своим открытием, спросил Вадим. — Какой-нибудь собачий сын сидит на том берегу под пальмами и, удивляясь, почему его птичка не поднимается выше, выбрасывает из нее балласт. В шарах-разведчиках тоже можно было это делать.

Молча исследовал Бабкин механическую птичку. Как бы заглянуть в ее нутро? Он заметил, что вся нижняя часть из тонкой пластмассы представляет собой как бы крышку. Но где у нее запоры или винты? Ничего похожего.

Крышка удерживалась двумя шпильками, стоило лишь потянуть за них, и она сразу же освободилась.

Под крышкой оказались хорошо знакомые радиотехникам детали. Вот транзисторы, похожие на те, что у Вадима и Тимофея были в приемниках, вот мощная батарейка, разные катушки. Все эти детали были собраны на изоляционных панелях, а по ним серебрились узоры печатной схемы. Ничего особенного, все то же, что и в нашей специальной радиоаппаратуре. Но…

— Узнаешь? — спросил Бабкин, указывая на стеклянную трубку, покрытую изнутри золотистым налетом.

— Значит, не фотосъемка? — выдохнул из себя Вадим. — Тут гораздо серьезнее.

И над «птицей-шпионом» опять склонились две головы. Море темнело, наступал вечер.

Глава десятая 

Сейчас автор познакомит вас с Афанасием Гавриловичем Набатниковым, директором Ионосферного института. Это очень порядочный человек, и он не будет притеснять изобретателей. Автор спешит об этом предупредить, ибо пойдет разговор насчет изобретателя «космической брони». Не подумайте, что он лицо страдающее.

В горах Кавказа еще сохранились старинные башни. О них складывались легенды, их воспевали поэты. «Вот башня револьвером небу к виску разит красотою нетроганной», — писал Маяковский. Столь же прекрасна была и другая башня. Вокруг нее ходило много легенд, но ни стихов, ни песен о ней не слагали.

Поэтические образы Тамары и Демона не витали над этой башней, здесь творилась иная легенда. В самом деле, что может быть общего между «вольным сыном эфира» из надзвездных краев и профессором Набатниковым, пожилым, грузным мужчиной в обыкновенном мешковатом костюме? Разве только общий интерес к этим надзвездным краям, куда Демон обещал умчать свою подругу.

У профессора желания поскромнее. Он лишь познавал, изучал эти неведомые края, надеясь, что рано или поздно сумеет заставить работать на человека вечную и неиссякаемую космическую энергию. А тогда уже какой-нибудь потомок сможет путешествовать в надзвездных краях с товарищами или подругой.

Жители окрестных аулов видели, как по ночам в полупрозрачном куполе башни зажигались неведомые огни, как поднимались вверх мерцающие световые столбы. А иногда из-за башни вдруг взвивалось вверх огнедышащее чудище и, оставляя за собой раскаленную, долго не гаснущую полосу, скрывалось в облаках.

Они видели плавающие над башней светящиеся шары, слышали подземные толчки, рев и шипение огненных струй. Над многоцветным куполом вдруг расступались облака, и оттуда вниз спускалась тонкая ослепительная пряжа. А иной раз появлялась хвостатая комета, она долго кружила над горами, и на их вершинах дробился зеленоватый беспокойный свет.

Все эти чудеса жители видели собственными глазами. Люди они были грамотные, кое-что понимали в научных явлениях, но все равно таинственная башня казалась им абсолютной загадкой. Что там творилось — непонятно.

Школьники, начитавшиеся фантастики, говорили, что возле башни испытывается космический корабль, что отсюда ведутся дипломатические переговоры с марсианами… Иные утверждали, будто марсиане уже прибыли и живут в башне, куда напустили специального марсианского газа, которым они только и могут дышать.

А сегодня предположение это почти подтвердилось. Пастушонок искал пропавшую овцу и, оказавшись неподалеку от таинственной башни, видел, как из нее вышел огромный, толстый марсианин в каком-то прозрачном костюме.

— Голова — во! Как тыква, — запыхавшись, рассказывал пастушонок. — Безглазая! Безротая!

Кто-то усомнился:

— Врешь. А как же они едят, коли рта нет? — И слушатели разошлись, оставив мальчугана в печальном недоумении.

Знал бы он, что видел самого обыкновенного человека, но только в специальном защитном костюме. Профессору Набатникову приходилось работать с радиоактивными веществами. Он уже надел защитный костюм, но в эту минуту услышал рокот самолета, с которым должен был прилететь Дерябин. Вот и вышел посмотреть, не он ли это в самом деле.

Что пастушонок? Даже старый инженер Борис Захарович, близко знакомый с подобными костюмами, и то был немало поражен, увидев странную фигуру, у которой вместо головы сиял золотой шар, какие раньше ставили на клумбах.

Фигура шла к Дерябину, широко расставив руки, как бы для объятия, но Борис Захарович что-то не очень к этому стремился.

— Борис, друг ты мой! — обрадованно воскликнул Набатников, но друг его слышал только невнятное бормотание. — Не беспокойся, пока все в порядке.

Набатников прежде всего должен был его успокоить, так как во время полета Дерябин точно не знал, как идут испытания «Униона». Правда, отошел он от пульта управления всего лишь три часа назад, причем оставил возле него своего ученика, весьма толкового инженера, но разве не бывает случайностей.

Именно боязнь этих случайностей и мнительность Пояркова заставили Бориса Захаровича поспешить сюда к Набатникову. Скоро «Унион» придется сажать на здешней площадке ракетодрома. Конечно, Дерябин мог бы это сделать, не прилетая сюда. «Унионом» можно управлять за многие сотни километров, из того же НИИАП. Однако Борис Захарович предпочел лететь на место посадки, где диск видишь непосредственно, а не на экране радиолокатора. Зачем испытывать судьбу, тем более что после модернизации «Униона» его еще ни разу здесь не опускали.

Сквозь дымчатую позолоту, которой был покрыт изнутри пластмассовый шлем, Дерябин наконец рассмотрел знакомое добродушное лицо Набатникова и, обнимая его, выругался.

— Фу ты, черт, каким страхолюдным вырядился! Перепугал до