—Откуда ты знаешь?— прошептала я, прокручивая в памяти недавний разговор с пожилым мужчиной в холле.— Кто тебе рассказал?..

—Елизар…

—Что, вся больница уже в курсе?!— я подскочила и принялась мерить крохотную палату шагами, не зная, куда деть вдруг задрожавшие руки.

Нереально!

Просто невозможно!

О том, что мы расстались, кроме нас с Ваней пока никто не знал. Не должен был знать. Тем не менее уже несколько человек вовсю обсуждали нашу личную жизнь!

Я остановилась от неожиданно озарившей меня догадки, связавшей эти два события.

—Елизар — это твой друг?— я снова села на кровать, пребывая в полнейшем смятении.

—Да… Но это не важно… Ты не переживай, дочка…— попыталась успокоить меня мама, но у неё ничего не вышло.

—Это тот, кто тебя навещал, правильно?— не унималась я, подгоняемая любопытством.— Я только что разговаривала в холле с пожилым человеком в сером плаще, и он сказал, что приходил к знакомой. Это был он? Елизар?

—Он уже говорил с тобой?..— мама вдруг замерла.

Её глаза судорожно забегали по полу, по стенам, по мне. Взгляд наполнился такой пронзительной болью, какую я видела лишь один раз в своей непродолжительной жизни — когда маму увозили в больницу. Она попыталась что-то сказать, но не смогла, а потом и вовсе заплакала, закрыв лицо руками.

—Мам, ты что? Ну, извини… Не плачь, я не хотела тебя расстроить,— я попыталась обнять её, но она отстранилась, неуклюже утерев слёзы.

—Не ты виновата… Не ты…

—Тогда почему ты плачешь? Из-за него? Он сделал что-то плохое?

—Нет, Елизар мой друг… И он уже говорил с тобой…— она обречённо вздохнула и, наконец, подняла лицо, посмотрев на меня с горечью и каким-то ожиданием, словно не решаясь спросить о продолжении.

—Твой Елизар неожиданно подсел ко мне и завёл разговор,— не дожидаясь просьбы, объяснила я, однако не стала упоминать, о чём именно мы говорили.— Он сказал, что я правильно поступила, расставшись с Ваней… Только я не понимаю, откуда он об этом узнал и с чего решил, что это правильно…

—Ты всё поймёшь, дочка,— еле слышно произнесла мама.— Знаю, что это я просила тебя с ним расстаться, но так было нужно. Так Елизар сказал…

—Что он сказал?!— взревела я от осознания, откуда у этой ситуации росли ноги.— Так это он придумал?! И тебя убедил, и… И меня заодно! Блин, вот я дура-то! Он же нами просто манипулирует!

Я почти закричала, но в последний момент вспомнила, что на крики могли сбежаться санитары, и этот разговор закончится очень быстро. А заканчивать его я не хотела, пока не разберусь, что ещё этот старикашка наплел моей маме.

—Поверить не могу!— яростно зашептала я.— Я бросила парня, потому что какой-то латентный шизик воспользовался твоей болезнью! Зачем он вмешивается в нашу жизнь?! И почему ты позволяешь ему это?!

Но мама отреагировала спокойно, словно ждала подобной реакции.

—Дочка, не говори так,— ответила она настолько серьёзно, что я невольно начала слушать, совершенно позабыв, в каком заведении находилась.— Елизар не сумасшедший. Тебе ещё предстоит узнать, кто он, и тогда тебе станет стыдно за свои слова. Он говорил с тобой…— мама опять тяжело вздохнула, зажмурившись, словно от боли.— Значит, придёт снова… И она придёт тоже… Лизонька, я бы очень хотела, чтобы у нас была обычная семья, чтобы мы были обычными людьми, но, видимо, не суждено… Тебя ждёт ещё множество тяжёлых испытаний, и боль от вашего расставания с Иваном несравнимо меньше того, что тебе выпадет в жизни. Я буду молиться, чтобы ты всё выдержала… Я буду молиться за тебя, Лизонька…

—Мам, я ничего не понимаю,— покачала я головой.

Мой гнев утих, но лишь для того, чтобы освободить место зарождавшейся истерике. Я терялась в догадках — было ли всё, что говорила мама, правдой или она находилась там, где и должна. И что из перечисленного являлось худшим вариантом для неё и для меня.

—Это лишь твой путь!— продолжила мама изменившимся голосом.— Ивану ничего знать не нужно, тебе придётся идти одной. В том есть и моя вина — из-за меня ты будешь страдать. Но ждать осталось недолго. Скоро Змий вырвется! Посланник уже летит к нему, он выпустит его! Дочка, ты из колена нашего, и Гавриил уже воззвал к тебе! Он оставил на тебе огненный знак!

И она снова коснулась моего виска.

В последние дни я редко смотрелась в зеркало, напрочь позабыв об опрятном внешнем виде, еде и одежде. Ела то, что дают, надевала то, что первое попадалось под руку, про косметику даже не вспоминала и, как зомби, выполняла стандартные процедуры: кофе, душ, работа, ужин, телевизор, сон. На удивление спокойный сон, хотя даже он теперь меня не радовал. Я ни с кем не общалась и ни с кем не разговаривала, в том числе и с отцом. Он же, словно почувствовав безрезультатность каких-либо расспросов, самоустранился, позволив мне спокойно пребывать в депрессии и не пытаясь интересоваться причиной её появления. А перед тем, как поехать сегодня к маме, я даже и не вспомнила, что нужно было приводить себя в порядок. Поэтому совершенно не представляла, как сейчас выглядела и что особенного мама увидела на моём лице.

Подгоняемая тревожным предчувствием, я быстро достала из сумки зеркало и открыла его, рисуя в воображении странные и страшные картины. Однако реальность превзошла мои самые фантастические ожидания. Не веря своим глазам, дрожащей рукой я снова и снова трогала висок, противно нывший всё это время. Там, наполовину уходя под волосы, светлела отметина — шрам, которому по виду было уже много лет.

Шрам в форме креста…

—Сердце матери будет страдать, но мне не жаль, ведь вершатся наши Судьбы!— почти торжественно провозгласила мама, осторожно отведя мою руку от отметины и нежно погладив по щеке.

—Почему ты не говоришь мне ничего конкретного? Мам, я всё ещё ничего не понимаю…— растеряно произнесла я, оторвавшись от зеркала.

—Скоро ты всё поймёшь, дочка,— улыбнулась она.— Елизар расскажет, а я не должна…

—Пора на выход!— кашлянул санитар у меня за спиной, просунувшись в полуоткрытую дверь.

—Хорошо, сейчас уйду,— кивнула я и повернулась назад к маме.— Хочешь, я зайду позже?

—Нет, дочка, поезжай домой. Отец, наверное, волнуется. Ты ведь не сказала ему, куда исчезла на полдня.

—Нет… Но…

—Поезжай домой,— твёрдо повторила мама.— Всё равно я больше ничего не смогу тебе рассказать. А после обеда сплю почти до вечера, так что ждать бессмысленно.

—Ладно…

Я поцеловала её в щёку и послушно вышла из палаты, тихо ненавидя лежавший в сумке увесистый талмуд, который тянул к земле, словно груда кирпичей. Хотелось выкинуть книгу в ближайшую урну, но рука не поднялась. Мне почему-то показалось это неправильным, будто я могла совершить богохульство или что-то вроде того.

Сразу после меня в палату вошёл санитар, чтобы дать маме лекарства, которые та принимала до еды. Я ещё постояла в холле, который медленно наполнялся пациентами, но потом, вспомнив, что могу столкнуться с доктором Лазаревским, поспешила к выходу. Видеть его я желанием не горела.