Ваня приблизил своё лицо и печально посмотрел в глаза. Потом поправил рукой выбившиеся волосы, поцеловал в лоб и лишь слегка прикоснулся губами к моим губам.

Как хотелось поцеловать его в ответ! Как хотелось! Я подалась вперёд, но Ваня уже отстранился. Тогда я обняла его и зарылась лицом в его майку, стараясь спрятать в её складках свой стыд.

—Вань, прости меня, пожалуйста…

—Всё будет хорошо, малыш…— прошептал он, нежно погладил меня рукой по спине, а затем несмело убрал её в сторону.

Вот и всё.

Теперь мы стали чужими.

После того как Ваня проводил меня домой, на улице начался ливень, почти такой же сильный, какой бушевал два дня назад. Но Ваня не взял зонт, а просто ушёл, оставив меня наедине с мерзкими чувствами. Я стояла на кухне и утирала слёзы, глядя в залитое водой окно, а мои мысли носились далеко — среди серых бетонных зданий, где под низвергавшимися из чёрных туч потоками дождя медленно брела одинокая фигура. Мне было жаль его. Я так хотела, чтобы Ваня остался, вот только зачем? Наши жизни теперь разделились, а предложение переждать ненастье у меня прозвучало бы, как проявление чувств, которых впредь не должно было быть…

Напоследок Ваня банально попросил остаться друзьями. Однако я не знала, смогу ли общаться с ним, понимая, какую боль причинила. Смогу ли смотреть ему в глаза и не испытывать неловкости. Смогу ли спокойно рассказывать о своей жизни и слушать о переменах в его. Нет, не получится. Лучше какое-то время не видеться, успокоиться самой и дать успокоиться Ване. А дальше — ну, как придётся.

Возможно, потом мы действительно сможем общаться…

Ночь без него оказалась ужасно холодной, постель — несоразмерно гигантской, а я сама в ней — крошечной и беззащитной. Мне не хватало его шумного дыхания, сонного ворчания и человеческого тепла — всего, к чему я так привыкла за три года. Пока я не спала, дождь шёл не переставая. Он капал и капал, стучал и стучал по карнизу, словно оплакивая наш разрыв. Сначала я тихо ревела, вторя монотонным завываниям ветра. Потом слёзы иссякли, и я просто лежала, невидящим взглядом уставившись в потолок, будто было что-то интересное в ровном и гладком листе побеленного гипсокартона.

Я не запомнила, как заснула. Наверное, в конце концов я просто забылась и, кажется, не увидела этой ночью ни одного кошмара…

«ВЕТХИЙ ЗАВЕТ.

Пятикнижие Моисея.

Бытие.

Глава 1.

В начале сотворил Бог небо и землю.

Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою.

И сказал Бог: да будет свет. И стал свет.

И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы.

И назвал Бог свет днём, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.

И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды.

И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так.

И назвал Бог твердь небом. И был вечер, и было утро: день второй…»

Книга, которую я держала в руках, сидя в холле психиатрической клиники в ожидании приёмного времени, являлась ничем иным, как библией. И странно напоминала ту, которую я читала в давно забытом сне. Случайно или же осознанно, но я выбрала именно её: толстую, с жёлтыми, словно специально состаренными страницами, в тёмном переплёте, с имитацией текстуры кожи и золотым тиснением на обложке.

А ведь ещё недавно библия была последней книгой, которую я добровольно купила бы. В отличие от мамы, считавшей веру неотъемлемой и очень важной частью жизни, в чём она безнадёжно отстала от стремительно развивавшегося атеистического мира, я никогда не верила в бога. Когда-то в детстве она пыталась учить меня религии. Но, поскольку наше общение, как и воспитательный процесс, периодически прерывали её приступы безумия, к религии, как и ко многим другим идеям, которые она пыталась поместить в мою голову, со временем я начала относиться весьма скептически и всё чаще выстраивала собственные теории.

Я усмехнулась.

Много веков назад за подобные мысли меня бы предали анафеме, и это стало бы моим самым большим наказанием в жизни. Благо, теперь вопросы религии не требовали обязательного изучения и перешли в юрисдикцию каждого отдельного человека — спасибо праву свободного вероисповедания. Однако, попав в руки индивида, религия утратила своё значение в качестве средства взращивания коллективного сознания, как утратила свою власть и могущество церковь, более не являясь орудием массового влияния. Наверное, мы слишком далеко ушли от бога, если он вообще существовал, в сферу украшательства, формальности и ритуальности. А акт веры перестал являться таковым, переродившись в бессмысленные обряды, которые люди соблюдали, потому что так было нужно, а не потому что в них содержался глубокий, сакральный смысл. Или же в религии просто отпала необходимость, так как в наше время у правительства появилось множество других способов контролировать людские массы.

Именно поэтому в древние времена было куда больше людей, передававших слово божие. Прям, куда не плюнь — везде пророки. Их слушали, за ними следовали, им поклонялись. Они могли управлять толпами и целыми народами, имея в руках самое действенное оружие на тот момент — веру. А в нашу эпоху всех, кто называл себя пророками, считали либо шарлатанами, что часто являлось абсолютно правомерным, либо сумасшедшими. Просто теперь, в век господства знаний и логики у настоящих «Божьих людей» было гораздо меньше возможностей донести до толпы свои мысли и знания, несмотря на развитые средства связи: интернет, телевидение, радио и бесчисленное множество других… Просто им никто больше не верил, а балом правили сектанты, обладавшие ораторским искусством, коммерческой жилкой и способностью запудривать мозги слабовольным последователям. И недавнее массовое самоубийство как раз было очередным тому подтверждением. Церковных служителей я вообще не брала в расчёт, поскольку подобными людьми всё чаще двигали совсем иные цели, нежели желание нести людям истину…

Я скривила лицо, не обратив внимания, что кто-то мог застать меня за столь странным занятием.

Истину?

Какую истину?

Кто сказал, что она вообще существовала? Существование бога, например, не доказал ещё ни один учёный и ни одна наука. Так чью же истину эти пророки пытались нести несведущему миру? Не только ли свою?

Возможно.

Однако раньше слушали и принимали, а наше общество породило слишком много скептиков, смыслом жизни которых стала власть, карьера и материальное благосостояние. Тогда как прежде смыслом жизни была именно вера. Вера каждого человека во что-то большее, в возможность существования добра, в обязательность воздаяния за хорошие дела и наказания за плохие. Люди просто верили, поскольку это помогало им переносить невзгоды и закрывать глаза на свои слабости. А если на пророков, неугодных властям, объявлялись гонения, если их мучили и убивали, то им верили ещё больше.