– А по времени?

– Что – по времени?

– Ну, по времени любовь тоже как-то измеряется?

– Да я к этому-то и веду. Вот, к примеру, баб больше, чем мужиков. Поэтому и существуют разводы. То есть вот этой бабе вообще никогда замуж и выходить-то нельзя было. Характер, к примеру, противный или занудный. А Господь ей дал в юности красивое лицо. Она подцепила паренька, женила на себе, родился у нее сынок. Потом, конечно, разбежались. Но успели лет пять прожить. Мужик потом нашел себе хорошую жену, и так ему хорошо с ней, что он о старом браке и вспоминать не хочет. «Только теперь, – говорит, – я и зажил по-настоящему». Эти пять лет и есть тот минимум любви, который Бог отвел прежней жене. И эта любовь, и этот брак для нее останется в вечности. Все-таки хоть сколько-то, да любили, сколько-то была счастлива. Надо быть за это благодарной. Вот у меня товарищ помер. Жена посчитала, что прожили вместе восемнадцать лет. «У меня, – говорит эта женщина, – все же было восемнадцать лет счастья. Это со мной навсегда».

– А куда все-таки любовь-то уходит?

– Она не уходит, она – связь. Все, кто должен научиться чему-то друг от друга, связаны любовью. И таким образом связана вся человеческая природа. Единый общечеловеческий организм, который, как одна мировая сеть, связан-перевязан. Где-то связь прочная, а где-то рвется. Где-то порвалась, а где-то новая возникла. Господь же хочет всех спасти, поэтому пытается всех нас любовью увязать.

– Значит, чтобы получить дар любви, надо хотеть узнать что-то новое?

– Конечно. Любовь и есть новизна. Когда человек влюблен, весь мир для него нов.

– А разве можно быть готовым к новизне?

– Можно быть открытым к новизне, это и есть жажда жизни. А отсутствие любви – это самая страшная тоска. А ты не тоскуй, ты всматривайся. Много увидишь интересного. Особенно в бабах. Я вот целый день мотаюсь на колесах, много чего вижу. Бабы – они интересные.

И он весело подмигнул мне.

После службы подошли ко мне знакомые, подвели незнакомого одеревеневшего мужчину, которому «срочно нужно к батюшке». В храм он не ходит, ничего не понимает, просто «срочно нужно к батюшке». Я повел его через толпу выходящего из храма народа. Отец Николай стоял окруженный толпой детей, потом он пойдет на панихиду, короче – его не вырвать и мужика не подвести. Надо что-то делать. Я подошел к стайке детей, окружавшей отца Николая, встал на колени и, таким макаром уравнявшись в росте с детьми, стал подползать к батюшке под благословение. Когда подполз, он меня увидел, заулыбался, благословил, поднял и сказал:

– У тебя же сегодня именины, дай-ка я тебе подарок сделаю.

И повлек меня к алтарю. Я его остановил и говорю:

– Батюшка, ты мне лучше три минуты подари, а?

И показал на остекленевшего от страха мужичка.

– Вот с ним поговорить надо.

Он посмотрел на него, опечалился, но извинительно сказал:

– Слушай, у меня совсем времени нет. Может, потом?

– Нет, только сейчас. Подари, батюшка три минуты своей жизни имениннику.

Он посмотрел на меня и говорит:

– Тогда и ты подари мне свои три минуты.

И подводит меня к беременной женщине с огромным животом.

– Вот у нее уже сорок первая неделя беременности, никак разрешиться не может. Помолись о ней.

– А я кто такой, чтобы молиться?

– А я кто такой, чтобы мужичку твоему помогать?

Оробел я, перекрестил тремя перстами беременную широким крестом и сказал:

– Молитвами святителя Мирона, и пресвитера Мирона, и святителя Иоанна, митрополита Тобольского, да разрешит Господь наш Иисус Христос ныне же непраздную сию. Аминь.

На меня все смотрели как на глупого обманщика, я горел от стыда. А довольный батюшка уже вел моего мужичка на разговор. Разговор был короткий. После этого разговора «одеревенелый» мужичок решительно повлек свою жену к автомобилю. Через три часа они были у старца-протоиерея Николая Раце в Курганской области, а после разговора с ним мужичок отстоял всенощную в Чимеево у чудотворной иконы Божией Матери. Религиозная жизнь с толкача, но началась.

Через неделю на улице ко мне подошел другой незнакомый человек и пожал руку.

Я посмотрел на него:

– Мы знакомы?

Он радостно улыбался:

– Родила!

– Кто родила?

– Да жена-то, той же ночью и родила. Спасибо вам.

– Да мне-то за что… Как назвали?

– Иваном.

Прошло три года, как умер мой крестник. Весной, как раз на Красную горку. А крестился под прошлую Пасху. Он был моим студентом, долговязым, с умными глазами. Звали его Тимур Дашкин. На семинарах задавал мне вопросы, в глазах его была грусть. Он болел раком крови.

В том году по состоянию здоровья взял академический отпуск. Потом ко мне пришла его мама и сказала, что Тимур мечется между Православием и исламом и хочет поговорить со мной.

Семья его в религиозном отношении была обычной для сегодняшней России. Отец и сестра считали, что раз «татарин, значит, мусульманин», а мать была «начинающей» христианкой.

Тимур пришел, и мы долго говорили. Я сказал ему, что в Православие его тянуть не стану, потому что не имею права пользоваться его болезнью. Он спросил:

– А как вы лично считаете, что со мной?

Я сказал, что Господь поставил перед ним вопрос страшной болезни как ВЫБОРА: крещение во Христа либо даст ему долгую и интересную жизнь, либо чистую от грехов смерть. Рассказал ему про понятие «болезнь к смерти» у христиан.

Он то улыбался моим шуткам, то мучительно кривился от боли. Он очень страдал. Мы хорошо попрощались, и он ушел. А через несколько дней его мама позвонила и сказала, что он решил креститься. Я посоветовался с духовником, и он благословил креститься в самую Пасху. И мы начали готовиться, благо как раз шел Великий пост.

Крестил Тимура отец Илия Сиразиев в предпасхальную субботу. Нас было всего трое в Никольском приделе Крестовоздвиженской церкви. Отец Илия сначала повел его исповедоваться, и Тимур, к моему смущению, громко отвечал на его вопросы, как будто исповедуясь перед всем миром. Потом началось крещение, священник читал молитвы, я тихонько пел. После чина отречения от сатаны отец Илия, почувствовав какое-то сомнение и смятение в душе у Тимура, стал вдруг спрашивать:

– Отрицаешься ли от Кришны, от экстрасенсов, йоги, сектантов, Магомета… – И стал перечислять еще немыслимое количество заблуждений человеческих.

На слове «Магомет» Тимур вздрогнул. Ислам долго воспринимался им как «возможное вероисповедание по национальному признаку». Словно почувствовав это, отец Илия (сам татарин) посмотрел на него и снова повторил: