и кровлей. Амортизаторы машины не давали почувствовать резкие выбоины и ухабы дороги, машина шла по-прежнему ровно.

Неожиданный человеческий голос заставил вздрогнуть путешественников, но тут же они поняли, что штаб спрашивает, все ли в порядке.

— Все, все, — ответил Шотиш.

Казалось, они едут уже очень долго. На самом деле по часам прошло около сорока минут с того момента, как машина спустилась в расчищенный вход углубления.

Еще несколько поворотов — и она внезапно остановилась.

— Зачем так резко тормозишь? — удивленно спросил Шотиш Платона.

— Не я. Она сама.

Значит, машина почувствовала какое-то препятствие.

Однако сильный свет фар его не показывал. Здесь коридор уходил вдаль почти по прямой линии. На пути не было ничего.

— Напутала твоя машина! — заметил Василий.

— Она не ошибается, — спокойно возразил Платон.

Он стал придвигать все ближе и ближе лучи фар, ощупывая пространство. И вдруг… луч под тупым углом ушел вниз. Машина стояла едва в метре от обрыва.

Путь был разорван на расстоянии не более трех метров. На худой конец машина могла бы перескочить их. Надо ли? Провал, может быть, более интересный объект для исследования, чем продолжение коридора.

Однако как его обследовать? Будь это на Земле, Василий не задумался бы спуститься туда. Но здесь нельзя предпринимать никаких рискованных шагов без разрешения Штаба Освоения. Стало быть, и перепрыгивать через провал тоже не следует.

Шотиш и Василий вышли из машины и осторожно приблизились к провалу. Платон остался в вездеходе для связи со штабом.

— Выключи-ка фары, — попросил Василий.

Наступила непроглядная темнота. Стали вглядываться вниз. Там та же тьма, ничего не видно.

Вдруг Василий зашатался. Шотиш подхватил его и инстинктивно отодвинул от провала. Но тут же почувствовал, что и сам еле держится на ногах. Преодолевая внезапную слабость и затемнение сознания, он втянул Василия в машину. Тягостное ощущение не проходило.

— Мне плохо, — глухо сказал Платон, — не пойму…

— Обратно! — с трудом выговорил Шотиш и потерял сознание.

Группа Сергея летела над горной местностью в маленьком, хорошо оборудованном исследовательском самолете, снабженном защитным футляром из прочного жаростойкого материала. Вел его Карл Холмквист.

Бросались в глаза резкие, острые очертания. Уступы, нагромождения скал выглядели своеобразной лестницей, ступени которой не соединялись между собой. У самого края равнины возвышался почти правильный ряд невысоких конусообразных скал. Дальше, через несколько десятков метров, еще скалы такой же формы, но гораздо более высокие. И опять ровное место — десятки или сотни метров, а за ними снова скалы, но уже не меньше полукилометра высотой. И так, чередуясь с ровными участками, шли конусы, каждая гряда выше предшествующей. Вершины самых дальних терялись в облаках.

Карл остановил машину, она повисла неподвижно: лететь дальше было незачем. Вершина каждого конуса представляла собой небольшую скалистую площадку. Оставалось только выбрать достаточно ровную и просторную и не слишком высокую, спуститься на нее и тщательно обследовать.

— Сядем… хотя бы вон на тот конус, — сказал Сергей, — мне кажется, там есть кое-что подходящее.

Однако при ближайшем рассмотрении выяснилось, что задача не так проста. Конусы стояли почти ровными линиями, и не только между самими рядами, но и между возвышениями каждого ряда были большие разрывы. Склоны очень круты. Намеченная было площадка оказалась узкой. Машину на нее кое-как посадить можно, но тогда останется слишком мало свободного места, людям удержаться будет трудно.

— А ведь это вовсе и не страшно, друзья, — сказала Милдрэд. — Здесь нет ни льда, ни снега. Страховаться на склонах можно.

Она вопросительно взглянула на Сергея.

Но прежде чем он успел ответить, произошло то, чего всегда можно было ожидать на Венере и что всегда происходило неожиданно.

Внизу, глубоко под почвой, загудело, потом загрохотало, на глазах ошеломленных участников экспедиции один из конусов обвалился, за ним другой… Грохот обвала и подземный гул слились в оглушительный гром. Густое облако пыли, словно дым, поднялось над местом обвала. Карл отвел и немного выше поднял машину. Казалось бы, уже можно было привыкнуть к разгулу стихий на этой планете, и все же люди с изумлением и даже страхом смотрели, как тут же на их глазах меняется пейзаж.

Между двумя еще уцелевшими горными конусами вспучилась бурая поверхность низменности, затем вдруг взорвалась, словно туда попала бомба. Раскрылась воронка, она росла с неописуемой быстротой и скоро превратилась в кратер, изрыгающий пламя и раскаленные камни.

Карл начал отводить машину. Однако сделать это было непросто. Камни летели во все стороны, красное облако раскаленных газов стремительно расширялось. Пожалуй, можно было не опасаться, что тысячи градусов охватившего машину огненного облака повредят ее оболочку. Но камни! Если даже один из миллиона летит с силой, способной пробить ее…

Хоть кабина и прозрачна, но видимости нет: машина потонула в пылающем багровом тумане. Это не страшно: приборы видят много лучше человеческого глаза. Страдает слух! Камни градом бьют в корпус машины, и каждый удар болезненно отражается в ушах людей, тяжело бьет по нервам.

Скорей бы выбраться из опасной зоны! Машина сама идет осторожно, автоматически обходя еще уцелевшие горные пики.

Наконец опасное облако осталось позади.

Что там творится! Число конусов заметно уменьшилось. Не один, а несколько кратеров зияют между ними. Вон тот, самый большой, — наверно, «старший», возникший первым. Внизу дым и ослепительное сияние, из кратеров текут огненные реки.

Доживут ли остальные конусы хотя бы до завтра?

— Жаль, — сказала Милдрэд, — так и не довелось…

— Не жалей, — возразил Сергей, — еще доведется и не раз. Только, пожалуй, не здесь…

Как бы в подтверждение его слов еще два конуса обрушились, грохоча. Пурпуровое облако раскаленных газов все расширялось. Но машина была уже за пределами его досягаемости и продолжала уходить, заметно ускорив движение.

А грохот продолжался. Вдруг раздался один короткий страшный удар. И тотчас же повторился с еще большей силой, а затем удары слились в непрерывный грохот. И, как ни странно, чем дальше машина уходила от нового естественного вулканического очага, тем грохот раздавался все сильнее.

Мгновенно вспыхнувший мертвенно-бледный и в то же время ослепительный блеск разъяснил, в чем дело: началась гроза. Блеск не слабел, молнии загорались одна за другой без перерывов, и беспрерывно грохотал гром, куда более грозный в этой плотной атмосфере, чем в земной. Облака нависли еще ниже, самолет шел уже в их гуще и весь был окутан дрожащим, неугасающим фиолетовым светом, словно плыл в море огня, смешанного с