— Возьми его даром. Приплачу еще два денария.

Зарек ахнул от изумления. Отец собирается отдать его работорговцу с приплатой?! О таком он никогда не слыхивал!

— Ну… за четыре, пожалуй, возьму.

— Три.

Работорговец кивнул:

— Будь по-вашему, три.

От унижения у Зарека перехватило дух. Даже самый дешевый раб стоит не меньше двух тысяч денариев! А он… выходит, он так ничтожен, что отец готов заплатить, лишь бы от него избавиться?

Да, все так и есть.

Он — ничтожество. Он ничего не стоит. У всех вокруг он вызывает только ненависть и омерзение.

Затуманенными от слез глазами он наблюдал, как отец отдает торговцу деньги и, не удостоив Зарека ни единым взглядом, берет за руку Валерия и тащит его за собой.

В поле его зрения появился новый незнакомец, очень похожий на работорговца, но помоложе. Увидев Зарека, он скривился:

— Отец, и что мы будем с ним делать?

Работорговец задумчиво попробовал монеты на зуб.

— Отправь его чистить выгребную яму для рабов. Так нам пришлось бы нанимать человека, а этот будет работать бесплатно. А коль заболеет или помрет — туда ему и дорога.

Сын работорговца ухмыльнулся.

— Пошли, чучело, — приказал он, подтолкнув Зарека тростью. — Приступай к своим новым обязанностям.

Астрид вырвалась из сна, словно из западни. Сердце ее колотилось как безумное. Лежа в постели, окруженная привычной тьмой, снова и снова переживала она боль Зарека.

Никогда она не испытывала такого отчаяния. Такого горя.

Такого отвращения к миру и к себе.

Зарек ненавидел всех вокруг, но сильнее всех — самого себя.

Неудивительно, что он безумен. Как сохранить рассудок после такого?

— М'Адок! — прошептала она.

— Я здесь. — Он сел рядом.

— Оставь мне немного идиоса. И принеси настойки лотоса.

— Ты уверена?

— Да.

Зарек проснулся вскоре после полудня. Как правило, он не спал днем — скорее дремал. Летом в его хижине было слишком жарко для спокойного сна, а зимой — слишком холодно.

Но больше всего беспокоили его сны. Во сне к Зареку неизменно возвращались призраки прошлого. Наяву он умел бороться с воспоминаниями, но во сне оказывался перед ними беззащитен.

Однако, открыв глаза и прислушавшись к вою ветра за окном, он мгновенно перенесся в настоящее.

Он в доме Астрид.

Прошлой ночью он наглухо задернул шторы, так что не знал, продолжается ли снегопад. Впрочем, какая разница? До сумерек он все равно заточен здесь.

Вместе с ней.

Он поднялся с кровати и направился к кухне. Эх, оказаться бы сейчас дома! Как ему не хватает выпивки! Водка не убивает воспоминания, но приятное жжение в горле и в желудке по крайней мере немного от них отвлекает.

— Зарек!

Знакомый голос, нежный, словно прикосновение шелковой ткани. Его тело мгновенно отреагировало на этот звук.

Достаточно было мысленно произнести ее имя, и его естество затвердевало, как скала, полное желания.

— Что? — Он сам не знал, зачем ей ответил.

— С тобой все в порядке?

Вместо ответа он фыркнул. Ни разу в жизни с ним не бывало «все в порядке»!

— У тебя есть что-нибудь выпить?

— Есть чай и апельсиновый сок.

— Я о спиртном, принцесса. Найдется туту тебя что-нибудь кусачее?

— Разве что Саша. Ну и ты сам, конечно.

Зарек взглянул на свою руку: на ней еще багровели шрамы, оставленные вчера зубами этого щеночка. У любого другого Охотника от шрамов давно бы не осталось и следа. Но Зарек исцелялся медленнее прочих: его раны будут заживать еще несколько дней.

Как и дыра в спине.

Вздохнув, он открыл холодильник, достал оттуда пакет апельсинового сока. Снял крышечку и уже поднес его к губам, как вдруг вспомнил, что он вообще-то находится в чужом доме.

«Что за ерунда! Пей спокойно, она все равно не увидит!» Но какая-то часть его разума возражала: нет, так не годится.

Зарек достал из кухонного шкафа стакан, налил себе сока и начал пить не торопясь, мелкими глотками.

Астрид слышала, что Зарек еще на кухне, — но передвигался он так тихо, что ей приходилось напряженно прислушиваться, пытаясь понять, что он делает.

Вытянув перед собой руку, она двинулась в сторону раковины.

— Есть хочешь?

В этот миг рука ее наткнулась на что-то теплое.

На горячее, гладкое, мускулистое мужское бедро.

Манящее. Влекущее. Полное соблазна.

Пораженная этим неожиданным ощущением, она удивленно провела рукой по его телу — и сообразила, что Зарек стоит перед ней в чем мать родила.

Совершенно голый мужчина. У нее на кухне.

Сердце ее отчаянно забилось.

Он отодвинулся.

— Не трогай меня!

Она вздрогнула, ясно расслышав в его голосе гнев.

— А где твоя одежда?

— Я не сплю в штанах.

Рука ее еще горела от прикосновения к его телу.

— Знаешь, мог бы надеть штаны, перед тем как выйти на кухню!

— Зачем? Ты же все равно меня не увидишь.

Она-то не увидит, а вот Саша…

— Дорогой мой Прекрасный Принц, поверь, нет нужды напоминать мне о моем дефекте. Я прекрасно помню, что слепа.

— Считай, тебе повезло.

— Почему?

— Невелико удовольствие — смотреть на меня.

Эти слова ее ошарашили. Даже не сами слова, а простота и искренность, с которыми они прозвучали. Что он такое говорит?! Тот человек, которого она видела глазами Саши, не просто хорош собой — он великолепен!

Никогда в жизни она не видела такой мужественной красоты!

Но тут же она вспомнила его сон. Вспомнила, каким видели его люди когда-то.

Быть может, он по-прежнему чувствует себя жалким уродом, вызывающим омерзение? Презренным существом, на которое смотрят лишь для того, чтобы обругать его или пнуть?

К ее глазам вдруг подступили слезы.

— Почему-то я в этом сомневаюсь, — прошептала она сквозь непрошеный комок в горле.

— И напрасно!

Широкими сердитыми шагами он прошел мимо нее и захлопнул за собой дверь.

Астрид стояла посреди кухни, размышляя о том, что делать дальше.