Причиной его расстройства была совместная комиссия от Наркоматов Госконтроля и Обороны. Она работала на заводе уже третью неделю, с невиданной дотошностью проверяя все — от расходов на канцелярию до технических чертежей и расчетов, новых разработок и технологической документации. Такой всеобщей, как сказали бы позднее, тотальной, проверки не мог припомнить ни один из работников КБ или заводоуправления. Причем в комиссии были не только представители двух наркоматов. Обострившимся за время следствия чутьем Таубин засек по крайней мере двух представителей органов, один из которых, что было не совсем типично, проверял как раз инженерные расчеты и технологические цепочки производства гранатомета.

Так что основания для столь глубокого расстройства чувств как у самого Якова Григорьевича, так и у остальных работников завода были. Комиссия уже раскопала несколько случаев мелких хищений инструментальных сталей рабочими, более крупную аферу с продуктами, в которой участвовали начальник ОРС (отдела рабочего снабжения), бухгалтер того же отдела, несколько работников заводской столовой и даже два человека из городской торговой сети. Теперь эти дела расследовала милиция, а комиссия продолжала копать и копать дальше с прежним упорством и непонятной целью.

Сегодня наконец должно было состояться подведение итогов работы комиссии, поэтому Таубин волновался еще больше обычного.

В просторном зале совещаний собралось совсем немного народу. От завода пригласили только директора, главного инженера и главного бухгалтера, от КБ присутствовал только Таубин. Проверяющие пришли втроем — председатель комиссии и два его зама, полковник от НКО и молодой, но очень хорошо подготовленный представитель от госконтроля.

Вопреки страхам Таубина, выводы комиссии оказались очень и очень неплохими. Отметив ряд недостатков (ну, куда же без них!), комиссия в своем акте основной упор сделала на успешной работе завода по созданию и производству нового, перспективного образца вооружения, на внедрении рационализаторских предложений по уменьшению стоимости гранатомета, на новых разработках КБ. Таким образом, неожиданно для заводских работников, акт напоминал скорее отчет о достижениях, чем документ по проверке. Естественно, при подписании такого документа никаких трений между представителями комиссии и заводчанами не было.

Вечером, проводив поезд с отбывающими в Москву членами комиссии, заводское руководство, руководство КБ, военпреды и представитель восьмого отдела собрались в заводской столовой, слегка, по русскому обычаю, отметили успешное окончание этого непонятного и неприятного дела. Но даже после нескольких бутылок разобраться в нем они так и не смогли. Впрочем, уже на следующий день никто, кроме сидящих в КПЗ по делу о хищении продуктов, о комиссии и не вспоминал.

И никто из заводчан, никто из работников КБ, да по большому счету и большинство сотрудников комиссии и не подозревали, что подобные проверки прошли сейчас по всей стране. Проверялся завод по производству так называемых РСБ или «радиостанций специальных боевых», среди специалистов называвшихся «рациями Семы Бридмана», проверялась деятельность лаборатории Лосева, проверялись отзывы с фронтов об эффективности гранатометов и постановщиков помех, новой конструкции радиоаппаратуры и новых тактических приемов бронетанковых и механизированных войск. Ни товарищ Берия, посвященный в некоторые подробности дела, ни товарищ Мехлис, абсолютно ничего не знающий о реальной подоплеке этой грандиозной проверки, не хотели докладывать самому товарищу Сталину недостоверные сведения о заинтересовавшем его вопросе.

Нет, конечно, во все дела так скрупулезно товарищ Сталин не вникал. Но сейчас, по каким-то известным только ему, а точнее, ему и Берии, мотивам требовал предоставления точных материалов по всем подробностям рассматриваемых вопросов. Получившиеся несколько десятков томов были переданы в новую, организованную вначале при НКВД, но теперь решением Самого, переподчиненную ЦК Особую аналитическую группу. Работники этой группы днями и ночами изучали предоставленные документы, оценивая и делая выводы, которые тут же отпечатывались в двух экземплярах и докладывались в Кремле лично главе Государственного Комитета Обороны. Первый экземпляр документа сразу же передавался в секретариат и подшивался в Особую папку хранения, проходящую по всем учетам за номером один. На основании же вторых экземпляров в специальном отделе ОАГ готовился итоговый документ. О содержании этого документа знали только два работника этого самого отдела, широко известные в узких кругах специалисты-аналитики бывшего НКГБ Илья Бридман и Владислав Котов. Только они двое и начальник ОАГ имели все сведения о деле «Припять». Именно они предложили провести специальный отбор «волкодавов» для готовящейся на всякий случай группы по скорости реакции, отметив, что в отчетах описывается быстрота реагирования «гостей из будущего». Кто-то из них, кто — так и осталось не отмеченным ни в одном из отчетов, предложил, установить засаду не только на месте распотрошенного тайника, но и у лабораторий, изучающих артефакты.

Такие вот простые русские мужики, еврей и наполовину поляк — способные по оставленному на столе кусочку документа определить, какой очередной исследовательский проект начали англичане или немцы, по полученному заданию — «сходи туда, не знаю куда» найти, куда надо сходить, и какое «не знаю что» там следует обязательно прихватить для дальнейшего изучения. Среди знающих людей ходили неясные слухи о причастности их к разработке знаменитой операции «Трест» и другим громким делам двадцатых — тридцатых годов, но все реальные дела этих двух человек всегда оставались тайной, запрятанной в папки с грифом «Хранить вечно».

«Совершенно секретно. Дело „Припять“

Приложение № 56. Экз. второй

Протокол осмотра прибора „Нокиа“.

Нами …, в присутствии приглашенных экспертов …, произведено изучение прибора, полученного из отдела … ГУГБ НКВД.

Прибор представляет собой квадратный, со скругленными углами брусок размерами… Материал корпуса — пластическая масса неизвестного состава. С условно-нижней стороны корпуса имеется съемная крышка, на условно-верхней стороне расположено прикрытое стеклообразной массой окно, предположительно выполняющее роль экрана, и набор необычной формы кнопок управления. На этой же поверхности нанесено латинскими буквами слово „Nokia“, вероятнее всего являющееся названием прибора.

Наличие на кнопках рисунков, напоминающих условное обозначение телефонной трубки, […], а также маркировка большинства остальных кнопок буквами и цифрами позволяют предположить, что данный прибор является миниатюрным телефонно-телеграфным аппаратом… […]

Отверстия в корпусе могут быть классифицированы как разъемы для подключения к телефонным и телеграфным сетям. […]

На этой же наклейке написано по-русски „Сделано в КНР“, что предположительно указывает на страну выпуска […]».

13 ноября 1942 г. Москва

Привычно кивнув секретарю и не дожидаясь его ответа, майор Мурашов быстро вошел в кабинет наркома. Да, последние несколько недель он и Меркулов, пожалуй, реже бывали в своих кабинетах, чем в этом. Сумасшедшие, фантастические находки и неожиданный поворот дела «Припять» превратили жизнь всех причастных в сплошную, практически без отдыха работу. Напряженный ритм диктовался особой важностью дела, фигуранты которого были посвящены в одну из важнейших тайн страны — подготовку к решающему наступлению на южном направлении. До его начала оставалось меньше недели, а любая утечка информации к противнику могла стать роковой.