— Ясное дело, — бормочет Лео и устремляет взгляд вперед. У следующего перекрестка тротуар заканчивается, и значит, ей придется топать в темноте по обочине, а она посмотрела достаточно ужастиков и знает типичный финал подобного сценария. Не было ни одного фильма ужасов, который бы Нина не сопровождала сочными комментариями, как правило, в духе: «Боже, ну что за идиотка!», когда главная героиня без фонарика спускалась в темный подвал или осторожно открывала скрипучую дверь заброшенного особняка. Лео — кто угодно, только не идиотка. — Ладно, — говорит она, и Кай улыбается шире. — Но я сажусь назад и ни с кем из вас не разговариваю.

— Отлично, — соглашается Ист. — Садись скорее, мне надоело тащиться, как на гребаном параде.

Сердито зыркнув, Лео распахивает заднюю дверь, ныряет на сиденье, пристегивает ремень безопасности. Она видит, что Ист наблюдает за ней в салонное зеркало, однако, услышав щелчок ремня, он сразу переводит взгляд на дорогу. Как же хорошо и тепло в машине, думает Лео, ненавидя себя за это.

Сперва они высаживают Кая. Он снова улыбается Лео:

— Хоть ты со мной и не разговариваешь, я говорю тебе «до свидания».

На прощание стукнувшись с Истом кулаками, он выскакивает из машины. Когда Кай исчезает за парадной дверью, Ист оглядывается на Лео:

— Не хочешь пересесть вперед?

Лео упрямо смотрит в окно.

— Я похож на самого стремного таксиста в мире, — вздыхает Ист. — Давай, пересаживайся.

Лео наклоняет голову так, чтобы поймать взгляд Иста в зеркале заднего вида. Теперь уже она прожигает его глазами.

— Нет.

— Пожалуйста.

Это его «пожалуйста», произнесенное усталым, замученным тоном, подействовало. У Иста все болит после драки? Останутся синяки? Может, ему, как и ей, трудно дышать? Не говоря ни слова, Лео выходит из машины и пересаживается вперед. Сиденье теплое, и поначалу ей кажется, что его нагрел своим телом Кай, но после она замечает горящий индикатор подогрева, и ее благосклонность по отношению к Каю слегка меркнет.

— Спасибо, — благодарит Ист.

— Просто отвези меня домой, ладно?

Ист издает короткий саркастичный смешок.

— Если память мне не изменяет, именно это я и пытаюсь сделать весь вечер.

Они молча едут вдоль улиц, и с каждым новым перекрестком, отделяющим Лео от событий на вечеринке, невидимый обруч все туже стягивает ее грудь. Рука, которой она стискивала пивную банку, ноет; пульс бьется в такт с мельканием оранжевых фонарей, ритм сердца подстраивается под это мелькание, оранжевые всполохи, которые снова и снова освещают салон автомобиля.

Они одновременно замечают вывеску кафе быстрого питания, и внезапно Лео ощущает запах теплого клубничного коктейля на раскаленном дорожном покрытии, видит, как его струйки разбегаются по гравию, и в их блеске отражаются маячки скорой помощи. Лео крепче хватается за ремень безопасности, выпрямляет спину и чувствует на себе взгляд Иста.

— Молочный коктейль пролился, — говорит она. — Той ночью. Растекся по всей дороге.

Ист едва заметно вздрагивает. Поняв, о чем она, стискивает челюсти, и этого оказывается достаточно, чтобы плотный комок гнева в душе Лео растаял и из глаз покатились слезы, да еще таким ручьем, что она и сама не ожидала.

— Ох, черт, — испуганно бормочет Ист. — Сейчас, сейчас, дай мне минутку. Все хорошо, слышишь? Все хорошо.

Он сворачивает на парковку хозяйственного магазина — одного из немногих зданий в городе, с которыми у Лео не связаны воспоминания о сестре. Кафе осталось позади, липкий сладковатый запах еды развеялся, Лео расстегивает ремень, и этот резкий щелчок режет ей слух. Она поворачивается к Исту, пылая гневом и одновременно заледенев от горя, — и пламя, и лед жгут ее изнутри.

— Вот именно! — кричит она, наставив на Иста палец. — Ты знаешь! Ты — единственный, кто знает, единственный, кто был там вместе со мной, кто помнит, как она… — Спазмы сковывают горло, и Лео вытирает лицо рукавом, наплевав на то, как сейчас выглядит. — Во всем мире больше никто об этом не знает, Ист, даже я! А ты не хочешь мне ничего рассказывать!

Ист расстроен и смущен, он смотрит то на сложенные на коленях руки, то на стойку для тележек перед магазином.

— Прости, — помолчав, говорит он. — Ты не можешь вспомнить, знаю, а я не могу забыть. Иногда, — прибавляет он после напряженной паузы, заполненной хриплым дыханием Лео, — мне кажется, что тебе повезло. Если бы я мог стереть эти воспоминания из памяти, избавиться от них, я бы сделал это не задумываясь. Поверь, Лео, тебе это не нужно.

Признание Иста повисает в воздухе, его откровенность отрезвляет Лео.

— Мне паршиво от того, что ты подрался, — меняет она тему. Во-первых, это правда, а во-вторых, слова Иста — до боли жгучие и резкие, так что Лео кажется, будто она смотрит на слепящий свет, такой яркий, что ей приходится сморгнуть и отвести взгляд

Лицо Иста печально вытянуто, в больших глазах — сочувствие и отблески праздничной иллюминации.

— Лео, это просто дурацкая драка на дурацкой вечеринке, — мягко отвечает он. — Порой ребята приходят чисто позадирать друг друга. Да, глупо вышло, но все уже закончилось.

Автоматические двери хозяйственного магазина раздвигаются, из него выходит мужчина с полиэтиленовым пакетом. Наружу вырывается мелодия рождественского гимна «Вести ангельской внемли», потом двери смыкаются и звуки стихают.

— Ничего не закончилось! — спорит Лео. — В том-то все и дело. Это никогда не закончится! Народ на вечеринке просто игнорит меня, потому что не знает, как со мной говорить. Я не знаю, как с ними говорить. Сперва был ее день рождения, потом День благодарения, теперь Рождество, а тут еще мои родители и Стефани, и… Нины больше нет, она ушла навеки, но боль-то никуда не делась. Больно будет всегда! — Лео делает глубокий, судорожный вдох. — Это никогда не закончится. Будет длиться и длиться, и боли нет конца и края, и в одиночку я уже не вывожу, ясно? Мне нужно знать, что есть еще кто-то, кто может меня понять. — Она торопливо проводит рукой по глазам. — Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

Ист медленно кивает. Его взгляд обращен не на Лео, а на мужчину с пакетом, ковыляющего к своему авто; локоть выставлен из окна, пальцы тыльной стороной прижаты