со всем этим делать, а сейчас…

Марк всё делает сам.

Его тяжёлая ладонь упирается мне в плечо, когда он немного отстраняется, чтобы в последний момент выскользнуть наружу и сразу вдавить меня в диван всей своей тяжестью, зажимая между нами пульсирующий член. Мой заботливый...

Я обессилена наслаждением, убаюкана им. Сделав над собой усилие, поднимаю руку, а затем ласково провожу кончиками пальцев между его покрытых испариной лопаток. В этом жесте всё: восхищение, благодарность, нежность…

И мы лежим, прижавшись тесно друг к другу, раздираемые гулким сердцебиением сильнее, чем небо ударами грома.

Глава 13

— Надь, а чего у тебя с этим хореографом?

Приняв сидячее положение, тянусь за сигаретой. Раз уж мы выяснили, что я от неё без ума, то самое время узнать, с какой стороны ждать опасности. Как вспомню, что она с ним любезничала, прямо зудит!

— Мы знакомы давно, от когда он начал встречаться с Мариной, — усмехается она, лениво рисуя пальцем круги на моей ладони. И сейчас выглядит пьянее, чем была, когда я стащил её с барной стойки. — На самом деле Гарик классный. Он умеет любить… Вообще, редкое качество для мужчины.

Я ловлю себя на том, что слушаю, задержав дыхание, хотя до этого не замечал за собой потребности говорить по душам. Рядом с ней каким-то неадекватным становлюсь. Не то чтобы я раньше совсем не чудил, но мне теперь реально интересно, чем он таким выделяется.

— И как это проявляется? — скептически вскидываю брови, откидывая крышку зажигалки и приближая к лицу голубоватое пламя.

— Такое в двух словах не объяснить.

Небрежная отговорка взрывает моё спокойствие!

Всегда избегал разговоров после секса. А уж обсуждать достоинства какого-то левого мужика… Вот уж хрен там! Даже вероятность того, что в её мыслях кто-то другой, меня накаляет.

Но я же теперь места себе не найду, пока не услышу, что там за мачо такой. Сперва выясню, а потом размажу сарказмом каждый довод. И больше мы к этой теме возвращаться не будем.

Слышать ни о каких козлах рядом с ней не хочу!

— А ты попробуй.

Поворачиваюсь, чтобы видеть её лицо. Надька задумчиво разглядывает мою руку.

— Ну-у… Ему в первую очередь важно, чтобы женщина была довольной, понимаешь? Вот прям берёт свои амбиции и запирает их в себе глубоко-глубоко. Для своей половинки оставляет только терпение… — Загибает мой большой палец. — Ласку, нежность и заботу… — продолжает быстро сгибать по пальцу на каждое слово, оставляя сиротливо оттопыренный средний. — А у властных и взрывных мужчин для женщины есть только член. Скачи и не жалуйся, милая.

У меня дым комом в горле встаёт. Аж закашливаюсь!

Значит, вот как?

Кроме секса, нам и заняться, получается, нечем?!

— Войтова, я понимаю, это наитупейший вопрос, но почему тогда твоя подруга при таком сокровище, сосалась в баре с каким-то юнцом? Нелогично…

— Откуда мне знать? — цокает она, закатывая глаза. — Спроси у Маринки.

— Нет, ты мне скажи. — Удерживаю Надю за подбородок, чувствуя её мандраж и нежелание развивать тему.

— Ремизов, что ты хочешь от меня услышать? — психует, отбрасывая мою руку.

Аргументов, я так понимаю, не будет…

Я неторопливо затягиваюсь, размышляя, как бы упорядочить хаос, который раздирает мне мысли.

— Для начала, хочу убедиться, что ты это не всерьёз. Какая на хрен может быть забота, если он даже за себя постоять неспособен? Окажись рядом Гарик, а не я в парке той ночью, сильно бы тебя спасли его нежность и ласка?!

— Боже, Ремизов! Что мне делать в парке с парнем моей подруги? Да ещё и ночью! — Надя взбешено садится, убирая с лица ещё влажные волосы, и смотрит на меня в упор. — Почему мы вообще его обсуждаем?

Да потому что ты его какого-то ляда нахваливаешь!

— Чисто теоретически... Если б этот бесхребетный был с тобой, а не с ней, — даже произносить такое противно. Голос срывается, будто стекло проглотил.

— Теоретически, Гарик никогда не окажется ночью чёрт знает где, — заявляет она уверенно. — Даже при условии, что может дать сдачи. В этом и заключается забота — оберегать свою женщину от малейшего намёка на опасность. Для чего достаточно почаще включать голову, а не рисоваться чуть что физической силой. В конце концов, у кого-то в кармане запросто может оказаться пистолет или нож. Что ты тогда будешь делать, защитник?

То есть, я теперь ещё и рисуюсь?!

— У кого-то может оказаться лом и отмычка! И эпицентром «чёрт знает где» вдруг окажется ваше условно безопасное гнёздышко. Поэтому повторяю вопрос: чем конкретно тебе поможет такая забота?

— Хорошо, — зло разводит она руками. — А что будешь делать ты, чемпион, если проснёшься среди ночи с битой у лица? Тут, по-моему, без вариантов, нет?

— Нет! — рявкаю, впечатывая окурок в пепельницу. — Я найду варианты. А если их не будет, просто стану до конца защищать тебя, дуру. И, поверь, справлюсь.

— Ремизов, не кипятись. А то инсульт грохнет, и в стойку встать не успеешь! — зло выплёвывает она, вскакивая с кровати. — Всё, ты меня достал. Было хорошо, можешь убираться.

Вокруг Нади красиво вьётся ореол из дыма, её слегка расширенные от волнения глаза шарят по мне, будто поджечь хотят.

Смотрю на часто вздымающуюся грудь, подрагивающие пальцы, указывающие на дверь, и ума не приложу, что за нафиг. Я же прав? Прав. Так чего она гонит? Во всех, мать её, смыслах!

Я, блин, в полном ауте!

— Погоди-ка… — внезапно осеняет меня догадкой. — Ты его любишь?

— Да ты достал уже тупить, — убито стонет Надя, закрывая лицо ладонями. — За кого ты меня принимаешь?

— За девушку, которая пьяной танцует на стойке.

— В одежде, заметь.

— В микроскопических шортах!

— Да ты ханжа, Ремизов! Вообще не понимаю, какая тебе разница? Ты бывшую вернуть приехал? Вот и возвращай. Не мешай свободной девушке развлекаться.

— И часто ты развлекаешься, просыпаясь с кем попало?

Надя приподнимает бровь, сохраняя ироничное выражение лица.

— Как раз сегодня планирую проснуться одна.

— Ты так и не ответила на мой вопрос, — произношу с нажимом, возвращаясь к истокам ссоры.

Она запускает пальцы себе в волосы, напрочь снося мне мозги обзором на нагую грудь.

— Гарик — парень моей подруги. Практически чужой