– Ха-ха-ха! – деланно рассмеялся мой приятель.

– Кажется, я знаю, но говорить не хочу. – Массимо взглянул на часы. – Через девять часов сами все узнаете.

В подсобке ничто не напоминает о приближении праздников: ни венка, ни гирлянды, ни елочки. Все так же, как всегда: потертые столы, сумки, пакеты, в холодильнике – пластиковые контейнеры с ленчем, которые приносят ассистентки. Да, ленч на Пятьдесят седьмой стрит не каждому по карману.

Зато зал пропитан духом Рождества: на окнах гирлянды в виде белых звезд, большая пихта, украшенная заказанными в Париже игрушками, в знак уважения к клиентам-иудеям – электрическая менора, из стереоустановки льются рождественские гимны.

И подарки, подарки, подарки. В основном наличными – сотня, две, пореже – чеки на пятьсот долларов и тысячу. Настоящих подарков куда меньше: шампанское, бельгийский шоколад, кашемировые шарфы и свитера и мой любимый, уже ставший традиционным – маленькая коробочка от «Гермес», а внутри, в вакуумном пакетике, тридцать граммов марихуаны. Дорогой подарок из года в год приносила владелица студии звукозаписи. Я ведь не курю травку, вот бы продать ее тем, кому она нужнее! Но так и на торговле наркотиками можно попасться…

Естественно, подарки мы не только получали, но и дарили сами. Накануне состоялась вечеринка для всех служащих «Жан-Люка», как всегда, в самом модном клубе Нью-Йорка. В этом году остановились на «Бритве», официально еще даже не открытой. Управляющий «Бритвы» близко знал Голубчика; воистину наш администратор – настоящая находка, путеводитель по злачным местам города. К тому времени как «Бритву» откроют, Голубчик облюбует другой клуб.

На полу валялась подарочная обертка, «Абсолют» и «Вдова Клико» лились рекой. На время деньги превратились в бессмысленные фантики, которыми можно сорить направо и налево. Сложившись, старшие стилисты оплатили авиабилеты для маникюрш-филиппинок, чтобы те смогли повидаться с семьями. Кожаные куртки, плащи, часы, ремни из крокодиловой кожи (шестьсот долларов в «Бергдорфе», а по подарочному сертификату, естественно, бесплатно). Гремела музыка, на танцполе теснились бьющиеся в такт бешеному ритму тела.

Представьте молодых людей, вынужденных целый год носить белый верх и черный низ. Представьте, что в одну-единственную ночь в году они могут надеть что душе угодно и пуститься во все тяжкие. Кончилась вечеринка всеобщим братанием.

На следующий день корпоративное похмелье. Ко мне записались двадцать два человека (в том числе Клаудиа Джи, а она одна пятерых стоит), и каждые пять минут звонил кто-нибудь из клиентов, слезно умоляя принять вне очереди. Нэн Бэбткис нужно срочно покрасить корни, найдется у меня свободная минутка? Нина Дженкинс обычно ходит к другой колористке, но в последний раз паршивка ее подвела. «Джорджия, миленькая, будьте любезны!» Самая страдная пора для салонов Верхнего Ист-Сайда – канун Пасхи, Дня благодарения и Рождества. Отказать я никому не могла, вот и работала как проклятая. Сколько раз Массимо просил меня снизить обороты. «Это всего лишь волосы, cara mia», – вздыхал он, массируя мои покрасневшие руки.

Он, конечно же, прав, это только волосы, но остановиться я уже не могла и продолжала загонять себя до полного изнеможения. Бог дал мне шанс, который нужно использовать на все сто. В результате двадцать две клиентки за сегодняшний день. Даже двадцать три, потому что я совершенно забыла про Урсулу. Уже который год я красила ее в насыщенный золотисто-каштановый цвет и не брала ни цента – конечно, это же Урсула! А сегодня она пришла в обеденный перерыв…

– Джорджия, детка!

Я растянула губы в улыбке. Ну как я могла забыть?! Что теперь делать? Если Урсула поймет, что создает мне проблемы, сбежит из салона и никогда больше не вернется. Я и так чуть ли не силой привела ее в «Жан-Люк». «Боже, как неудобно!» – причитала она. Пришлось сказать, что обижусь, если не пострижется у Патрика и не покрасится у меня. Кое-как уговорила, и за несколько лет волосы Урсулы совершенно преобразились: теперь она носила гладкое каштановое «каре». Поразительно, но с тех пор ее трижды повышали в должности, и из кассирши моя подруга стала помощницей управляющего. Не хочу набивать себе цену, но, согласитесь, в ее успехе есть и моя капелька.

– Ты только посмотри на себя! – всплеснула руками Урсула. – Я так тобой горжусь!

Ну зачем она так? Даже неловко! На определенном этапе настолько увлекаешься повседневными заботами, что о прошлом вспоминать некогда, да и не хочется. Со временем я стала понимать бывших инструкторш по аэробике и стюардесс.

Сидящая на банкетке дама бедфордского типа жадно прислушивалась к нашему разговору.

– Знаете, о вас писали в «Элль»! – проговорила она.

– Неужели? Как же я пропустила? – сокрушалась Урсула.

– Ну, это же не статья была, так, упоминание, – быстро проговорила я.

– Вы только ее послушайте! «Так, упоминание»! – не унималась подруга.

Ну все, золотисто-каштановые блики готовы. Прежде чем отправить Урсулу к Патрику, я крепко ее обняла. У нее те же духи от «Кашарель»! «Амор-Амор, Амор-Амор»! Аромат теплый, сладковатый… На мгновение почудилось, что время повернулось вспять: мне восемь лет, а Урсула готовит нам с Мелоди ужин…

Оборачивая фольгой длинные пряди Джесси Адамс, я украдкой взглянула на Массимо. Эта Джесси из молодых и многообещающих, ее прислал продюсер, тоже клиент «Жан-Люка».

Помахав каким-то конвертом, Массимо поманил меня к себе. Неужели что-то важное?

– Прошу прощения, отойду буквально на секунду, – пообещала я Джесси, которая с головой ушла в декабрьский «Аллюр». Похоже, изучает фотографию другой старлетки, явно конкурентки.

Я подошла к Массимо.

– Вот, полюбуйся! – Таинственно улыбаясь, он протянул мне конверт.

Два авиабилета (бизнес-класс!) и рекламный проспект. Город я не узнала и повнимательнее взглянула на билеты. Так, Нью-Йорк, аэропорт Кеннеди – Париж, Руасси – Шарль де Голль.

– Это подарок нам с тобой, а теперь угадай от кого! От Клаудии и Томми Джи!

– Шутишь! Клаудиа придет ко мне сегодня вечером…

– Билеты привез водитель.

Похоже, персонал и посетители «Жан-Люка» уже знают, что мы с Массимо встречаемся. Появились общие клиенты, среди них – Клаудиа и Томми Джи, считавшие, что могут «заскочить» в любое, даже самое неурочное время.

– С чего это Клаудиа расщедрилась?

– Ш-ш-ш, может, хочет приятное сделать?

– Ну конечно! Значит, нас приглашают на ее парижскую квартиру?

– Да, на авеню Монтень. К сожалению, сама хозяйка приехать не сможет.

«Авеню Монтень» Массимо произнес с благоговейным трепетом, а мне это название не говорило решительно ничего. Я не то что в Европе, нигде, кроме Восточного побережья, не была.

– И когда это? – тихо спросила я, рассматривая билет. – На следующей неделе?