создадим или придумаем. А если все же страдание будет недостаточно мучительным, мы придумаем что-нибудь, чтобы усилить его. Вот я и стараюсь узнать тебя получше, чтобы полюбить посильнее, и чтоб уж расставаться было совершенно невыносимо.

Эстелла выслушала меня и молчала.

— Рассказывай дальше, — попросил я. — Мы ведь еще в самом начале, насколько я понимаю.

— Да, — согласилась Эстелла. — Я просто остановилась в этом месте, потому что это был первый случай, когда я перестала уважать своего мужа… Потом я снова зауважала и нашла тысячу оправданий для его поведения. Но это был первый шрам на моей любви к Симону. Лучше даже сказать — первая морщинка.

— Но он же заботится о тебе, о твоем благосостоянии, — сказал я, делая формальную попытку защитить этого неизвестного мне Симона, к которому я на самом деле не ощущал никакой симпатии.

— Да, это понятно, — ответила Эстелла. — И все же как-то мерзко. Не по-мужски.

С тех пор мы не говорили больше об этом. Звонки домой прекратились. Только однажды муж сказал мне за ужином, что его действительно перестали преследовать те личности и он надеется, что это навсегда. Симон сказал, что вероятно, они переключились на какого-то иного чиновника или инженера.

А через неделю я вообще об этом совсем забыла потому что столь многое вошло внезапно в мою жизнь… Дело в том, что я познакомилась с человеком. С мужчиной. Никогда прежде я себе такого не позволяла с тех пор, как вышла замуж.

У нас с Симоном всегда были только общие знакомые. А я сама никогда не заводила знакомств…

Однажды, когда я выехала в город, и ходила по магазинам, то зашла в кафе. Обычное уличное кафе в самом центре. Был такой жаркий день, и мне захотелось выпить лимонаду. Поэтому я присела за столик и стала ждать свой лимонад.

И тут я увидела его… Этот мужчина ходил за мной уж полчаса. Я заходила в разные магазины. В некоторых я оставалась надолго, из некоторых тотчас же выходила обратно. Но этот человек неизменно поджидал меня на улице у дверей.

Я не обращала на это никакого внимания. Такое часто бывает. По улицам слоняются толпы праздных людей. Многие из них присматриваются к женщинам, некоторые могут ходить за тобой полчаса или час, потом сделать попытку приблизиться и заговорить. Это совсем не опасно и нисколько не интересно. Они довольно назойливы от скуки, так что с ними надо просто выдержать жесткий тон… И тогда они исчезают. Вот и вся наука…

Поэтому я и не обратила внимания на очередного мужчину, который ходил за мной. Очередной бездельник тратит свое пустое время, — мелькнуло у меня при виде его, но сейчас, когда он вошел в кафе, я рассмотрела его повнимательнее.

Тем более, что он повел себя довольно дерзко и направился прямо к столику, за которым я сидела…

Он подошел и, чуть поклонившись мне, усмехнулся одними глазами и сел на стул напротив меня.

— Меня зовут Мигель, — сказал он и еще раз чуть поклонился.

Мигелю лет сорок. Он высокого роста, но не слишком…

— Зачем вы ходите за мной? — сказала я немного раздраженно. — Ведь это бессмысленно… Да и сейчас вот подошли… Что вам надо?

Он посмотрел на меня своими темными глазами и такая бездна глянула из них на меня, что я испугалась. Как будто это и не человек вовсе смотрел на меня, а какой-то неведомый зверь. Доисторическое животное…

При этом Мигель улыбался. А надо сказать, что он — очень красивый мужчина. Вернее, это неточно сказано. Красивых мужчин много. Может быть, ты заметил, что Испания вообще богата красивыми мужчинами. Мы ведь не только страна Дон-Кихота, но и страна Дон-Жуана… Так что красота мужчины — это не главное. Мало ли встречается красивых мужчин… Это я объясняю, почему Мигель произвел на меня такое впечатление и я не прогнала его в первую же встречу.

Он не то, чтобы красивый. У него очень значительная внешность. Понимаешь — значительная…

Это трудно описать. Описать легко красоту — прямой нос, белые зубы, большие глаза. И так далее. А значительность — это такое… Такое, что смотришь на человека, и видишь, что это Личность. Неважно, хорошая или плохая, но значительная. Это не букашка…

Сорок лет — это уже не молодой человек. Не слишком молодой. Бывает, посмотришь на американских актеров — сорок лет для многих из них — это юность. Они еще инфантильны в свои сорок. Для серьезных же мужчин, сорок — это уже возраст. И на лице Мигеля все это отразилось. Там морщины, складки — глубокие, выдающие человека сильного характера и сильных страстей…

При этом ни одного признака дряхлости. Он поджарый, крепкий, мускулистый человек.

— Что мне может быть от вас надо? — сказал он в ответ и улыбнулся своей жесткой улыбкой мудрого человека. — Мне остается только пожалеть вас, если вы забыли, что может быть надо мужчине от такой красивой женщины, как вы.

— Не стоит меня жалеть, — сказала я. — Скорее уж я могу пожалеть вас. Вы в жаркий день ходите по городу и занимаетесь тем, что преследуете замужних дам для того, чтобы делать им недостойные предложения. Что вы об этом думаете?

Мигель не ответил. Он смотрел на меня изучающим взглядом. Чего только не было в его глазах — спокойствие, уверенность в себе, снисходительное любование мной… Нет, его глаза не были жесткими тогда, они были просто изучающими и снисходительными. И он явно любовался мной и моим возмущением.

Официант принес мне лимонад, и я стала быстро пить его, надеясь сейчас же встать и уйти и навсегда забыть этого человека. Отделаться от него, и не сохранить о нем вообще никаких воспоминаний…

— Я думаю, что вам очень скучно, — сказал наконец он. — И вы не удовлетворены жизнью. Нет, вы конечно богатая дама и у вас замечательный муж. Я не спорю, наверное, это так… Просто мне захотелось поближе познакомиться с вами… Если вы не возражаете, конечно. — При этих словах он опять усмехнулся глазами так, словно не сомневался в том, что я не возражаю. Это меня возмутило, и я встала, сказав на прощание ледяным голосом:

— Конечно же, я возражаю. И совершенно не нуждаюсь в таком странном знакомстве. Прощайте.

И тут произошло невообразимое. Он вдруг, не вставая со своего стула, протянул руку и взял меня за запястье. Он взял меня крепко и я почувствовала силу в его загорелой руке.

— Завтра я буду здесь же, — сказал он негромко, но внушительно. — В это же