Хозяйка посмотрела вслед домработнице.

– Я запретила себе вспоминать все, связанное со смертью Клавдии. Как только думаю о том дне, меня начинает колотить в ознобе. В любое время года, даже в парной.

– Стресс вызывает спазм сосудов, – вздохнула я.

– И меня мучает вопрос, – задумчиво протянула Горская. – Почему я не распознала сущности Кути? Отчего, общаясь с девочкой, не заметила, какова она на самом деле? Думаю, Юлечка тоже погибла не без помощи дочери. И подозреваю, что эклеры Кутя отравила, а не Ксения Фролова. Это просто догадки, но они меня так издергали, что пришлось обратиться к невропатологу за таблетками. Я так защищала Кутю, когда Юля на нее жаловалась, объясняла ей: «Ребенок сложный, попал под дурное влияние, будь с дочкой поласковее». И что?

– Почему девчонка стала примерной после смерти матери? – задала вопрос Марфа, ставя на стол чайник. – Мы решили, что Кутя сильно переживает, ее несчастье преобразило. Но после гибели Клавы стало ясно: дрянь тогда испугалась, что люди поймут – это она убила мать, вот и прикинулась овечкой.

Ирина Леонидовна подняла крышечку и начала помешивать заварку ложкой.

– Юлия за пару месяцев до падения из окна стала себя жестко с дочерью вести. Ни на шаг ее от себя не отпускала, отвозила девочку на занятия и домой не возвращалась, сидела в холле школы. Кутя пыталась с уроков удрать – а мать у двери с колотушкой, дочь вместе с другими детьми в столовую – и родительница там, с одноклассниками на улице физкультурой заниматься – старшая Кутузова и там караулит. Юлия выкинула «рокерскую» одежду дочки, не давала ей денег на расходы, спать с ней ложилась в одной комнате, окно детской решеткой закрыла… И все это со словами: «Я сделаю из тебя человека, несмотря на твое сопротивление». У Кути не оставалось шанса на безобразия.

Марфуша наполнила кружку хозяйки.

– Когда после вседозволенности началась жесткая закрутка гаек, сорвало у девки резьбу, выпихнула она мать из окошка. Уж не знаю, как только Кутя заманила ее в гостевой домик.

Горская отхлебнула чаю.

– Простить себе не могу, что встала на сторону Кути, просила Юлю быть гибче, умнее, хитрее. Сама я изо всех сил демонстрировала Куте, что являюсь ее другом, и если у нее дурное настроение или неприятность, не надо удирать из дома, лучше прийти ко мне, я помогу. Евлампия, поверьте, я столько сил потратила на девочку! Видела ошибки, которые совершает мать, пыталась их нивелировать. Юля не понимала, что у Кути психические проблемы. Разве правильно, что она долгое время все дочке разрешала, а потом в один день все запретила? Следовало Кутю к хорошему доктору отвести, а Юля решила сама разобраться. И наломала дров.

Ирина Леонидовна потерла ладонями виски.

– Юля была хорошим человеком, но, пусть Господь меня за такие слова простит, отвратительной матерью. Нет, она дочь обожала и этим испортила ее, позволяла ей творить все, что та пожелает. Юлия скрывала от Андрея художества дочери, ни разу Кутю не выдрала ремнем, не наказала по-настоящему, а следовало безобразницу окоротить. Девочка такое обращение воспринимала как разрешение пакостничать. С большим опозданием поняв это, Юля «включила» злую мать и – снова ошиблась. Опасно тинейджера из горячей воды в ледяную кидать, будет беда. И бедная женщина не учла, что любимая доченька стала взрослой, ей уже не семь лет. Кутя обозлилась и решила проблему по-своему. Но, конечно, утверждать, что девчонка вытолкнула мать из окна, я права не имею, просто предполагаю.

– Но кто Клаву толкнул, вы видели точно, – не сдалась Марфа.

– Верно, – грустно согласилась Горская. – И тем не менее я до сих пор надеюсь, что это случайность.

Домработница засмеялась.

– Вы слишком добрый человек! А у меня нет сомнений, что Кутька Юлю убила. И ей это с рук сошло, несчастным случаем происшествие объявили. Безнаказанность провоцирует новое преступление, поэтому погибла Клава. Девчонка к мачехе отца ревновала. Пока Клава у нее в няньках ходила, у них полное взаимопонимание было, а когда у Клавдии на пальце кольцо с брюликом оказалось… Ну-ка, расскажите Евлампии, что девка у нас устроила.

Ирина Леонидовна отвела взгляд в сторону и забормотала:

– Ну… это давно было… память у меня не молодая…

Марфуша весьма невоспитанно ткнула в хозяйку пальцем.

– Во! Видели? Ну и характер! Умрет, а не скажет про других плохо. Ладно, слушайте, я поведаю. Кутя сюда прибежала, схватила со стола сахарницу и – швырк ее на пол. Я обозлилась: «Эй, ты что делаешь? Не у себя дома, в гостях посуду не колошматят! Фарфор денег стоит не маленьких, ты антиквариат раскокошила! Кто платить за урон будет? И убери сейчас же осколки, подметать за тобой никто не обязан!» А Ирина Леонидовна закудахтала: «Кутенька, что стряслось? Расскажи скорей, я тебе помогу!» Хулиганка давай орать: «Папа на Клавке жениться собрался! Отдал ей кольцо с желтым бриллиантом! А ведь обещал его мне на двадцать один год подарить, из сейфа вынимал, показывал! Так нет, чужой бабе отдал! Я ее убью! Я ее на кусочки разрежу!»

Марфа повернулась к Горской.

– Разве не так?

Та замялась.

– Ну…

– Хоть раз в жизни затопчите свое нежелание осуждать других! – потребовала горничная.

– Да, произошел скандальчик, – замямлила Горская. – Девочка пережила стресс, поняла, что скоро обзаведется мачехой. Не всякий подросток спокойно воспримет такое известие. Я Кутю успокоила, на следующий день она мне пирог принесла. Сама испекла!

– Ага, с черникой! – Марфа фыркнула. – Вот прямо ненавижу вас!

– За что? – удивилась Горская.

Домработница скривилась.

– Кутька приперла кособокую клеклую дрянь. Я стояла вон там, у плиты. Девчонка сказала: «Марфа, я хочу угостить Ирину Леонидовну пирогом. Очень хороший получился, ее любимый, с черникой. Могу и тебе кусок отрезать». Я на блюдо глянула – фу, тошниловка! Начинка наполовину вытекла, тесто с одного бока подгорело, с другого не пропеклось, пахнет «вкусняшка» кислятиной, неумеха дрожжей переложила. Кулинарный «шедевр» следовало в помойку швырнуть, а не людям нести. И тут Ирина Леонидовна в столовой появилась. Кутя к ней со своим подарочком поспешила. Моя барыня давай восхищаться: «Ай, какой чудесный! Ох, обожаю пироги с черникой! Ух, красота! Эх, сейчас весь съем! Ставь, Марфа, скорей чай, попробовать выпечку мечтаю!» Тьфу, прямо… И ведь на самом деле стала мерзость якобы с аппетитом уплетать, восторг изобразила, слопала почти весь кошмар. Хорошо, меня не заставила, объяснила девчонке: «Жаль, у Марфуши от ягод с желудком беда. Ну ничего, мне больше достанется!»

Горская нахмурилась.

– А как, по-твоему, мне поступить следовало? Выкинуть пирог? Ребенок принес подарок, приготовленный собственноручно, Куте стало стыдно за устроенную накануне истерику. Да, ее пирог оказался невкусным, но я его съела. Неужели ты не понимаешь? Не могла я обидеть Кутю!