Дорогая, ты захочешь узнать о пророчестве майтеры и о том, что сказала Мукор, когда наконец вернулась к нам из своих поисков Шелка.

Ты также захочешь узнать решение загадки рыбы. Об этом я действительно ничего не могу сказать. У меня есть определенные подозрения, но нет доказательств, подтверждающих их.

Позволь мне сказать вот что. Остров — например, наш собственный остров, Ящерица — на самом деле является чем-то вроде горы, выступающей из моря, как известно всем хорошим морякам. Если бы море отступило, мы бы обнаружили, что наша фабрика на самом деле расположена не у подножия Тора, а на вершине горы. То есть остров существует не только в воздухе, но и в воде, которая находится под воздухом. У меня есть основания подозревать, что на острове, который я назвал Скалой Мукор, нас было четверо, а не трое. (Я не включаю Бэбби.) Мукор, я полагаю, общалась с этим четвертым существом способом, который ты понимаешь не лучше — и не хуже — чем я. Вспомни, как она появлялась перед Шелком и другими в туннелях, на воздушном корабле и даже в собственной спальне Шелка. Возможно, это было что-то в том же роде.

Пророчество майтеры относительно меня было совершенно точным. Ты можешь возразить, что, за исключением той части про зверя с тремя рогами — ее я через мгновение рассмотрю отдельно, — оно было очень общим. Так оно и есть, но, как я уже сказал, оно было верным. Я действительно долго путешествовал, терпел голод, жажду, холод и жару, и ужасную тьму, о которой ты прочтешь до того, как я допишу этот отчет — при условии, что я когда-нибудь закончу его. Здесь, в Гаоне, в моем распоряжении огромное богатство, и мои приказы выполняются беспрекословно.

На Зеленой я ехал верхом на трехрогом звере, как и предвидела майтера. На самом деле я ехал на нем в то время, когда был смертельно ранен. Но я больше не буду об этом говорить. Это только расстроит нас обоих.

Что касается доклада Мукор, то я уже снова зеваю. Я оставлю это разочарование на другой день.

На следующее утро я застал Мукор и майтеру Мрамор наслаждающимися солнцем перед их хижиной. При звуке моих шагов майтера благословила меня, как она благословляла наш класс в начале каждого дня в палестре, рекомендуя нас богу дня. И даже Мукор, к моему удивлению, сказала:

— Доброе утро.

— Доброе утро, — ответил я. — Ты вернулась. Я очень рад, что ты снова с нами, Мукор. Я счастливее, чем могу сказать. Ты нашла Шелка?

Она кивнула.

— Где он?

— Садись. — Она и майтера Мрамор сидели на одном нагретом солнцем камне; она скрестила ноги, а майтера обхватила руками голени.

Я сел на другой:

— Но ты нашла его? Он все еще жив? Пожалуйста, скажи мне. Я должен знать.

— Я нашла Шелка и долго оставалась с ним. Мы разговаривали три раза.

— Это замечательно! — Ясно, что он был жив; в это мгновение я мог бы вскочить и пуститься в пляс.

— Он попросил меня не говорить тебе, где он. Тебе будет очень опасно пытаться попасть туда, где он находится. Если ты найдешь его, это будет опасно и для него, и для Гиацинт. — Это было сказано без всякого выражения, как всегда говорила Мукор; но мне показалось, что в ее глазах, обычно таких пустых, мелькнула искорка беспокойства.

— Я должен, Мукор. Он нам нужен, и я дал слово, что постараюсь.

Она тряхнула головой, ее черные волосы взметнулись в разные стороны:

— Я рассказала Шелку все, что ты рассказал мне: здешние люди хотят, чтобы он пришел и возглавил их. Он ответил, что, если бы был их предводителем, то сказал бы им только одно: они сами должны руководить собой, говоря каждому мужчине и каждой женщине делать то, что, как он или она знают, должно быть сделано. Это его собственные слова.

— Но нам нужна милость богов!

— Когда-то ты знал, кому благоволят добрые боги, Рог, — тихо заметила майтера. — Я научила тебя этому, когда ты был еще совсем маленьким. Ты забыл об этом?

Несколько секунд я сидел и думал. Наконец я сказал:

— Мукор, ты передала Шелку то, что я сказал тебе, когда пришел.

Она кивнула. Ее глаза снова потускнели и устремились куда-то вдаль.

— Это моя вина, потому что я не объяснил ситуацию так полно, как должен был. На самом деле это дважды моя вина. Моя вина, что я не объяснил, и моя вина, что некоторые люди в Новом Вайроне хотят, чтобы Шелк был их кальде. То же самое, как мне сказали, происходит в Трехречье и некоторых других городах, и это тоже моя вина. Моя жена и я написали книгу, и ее читали гораздо больше и переписывали гораздо чаще, чем мы когда-либо мечтали.

— А как насчет женщин-труперов из Тривигаунта? — поинтересовалась майтера.

— Нет. Хотя их мужчины могут думать иначе. Но его хотят во Втором Урсе и в других городах, еще дальше отсюда. Я сказал, что мы с женой написали эту книгу, и это звучит так, как будто я пытаюсь разделить вину. Нет; наша книга никогда бы не была написана, если бы я не был полон решимости написать ее до того, как умру. Крапива увидела, как это тяжело, и предложила помощь, которую я с радостью принял. Но вина лежит только на мне.

Я ждал, когда заговорит Мукор, что почти всегда было ошибкой.

— Возможно, это было глупо, хотя тогда я так не думал. Это должна была быть книга о Шелке, Книга Шелка, и в основном так оно и получилось. Но вы обе в ней есть, как и генерал Мята и майтера Роза. Может быть, мне следовало сказать, что вы все трое там есть.

— Неужели? — спросила майтера.

— Да. Так же как и ваш сын, Кровь, нынешний Его Высокопреосвященство и инхуму, которого мы называли Его Высокопреосвященство патера Квезаль еще в Старом Вайроне. Капрал Кремень и патера Наковальня. Вы помните патеру Наковальня?

— Да, Рог. Да, помню. Мой муж считал его самым умным био витка.

Я слишком долго был вдали от нее, чтобы понять, улыбается она или хмурится.

— Но в основном в ней рассказывается о патере Шелке, — продолжал я. — Я пытался показать, каким хорошим и мудрым он был, как иногда ошибался, но никогда не был слишком горд, чтобы не признать, что он ошибался. А главное, как он никогда не сдавался, как продолжал работать ради мира с Аюнтамьенто и мира с Тривигаунтом, как бы плохо ни складывались дела и каким бы невозможным ни казался мир. Я считал, что такая книга поможет всем, кто ее прочтет, не только сейчас или в следующем году, но и еще долго после того, как мы с Крапивой уйдем. Крапива тоже так думала и хотела помочь создать подарок, который мы могли бы подарить детям наших детей и их детям.

Рука майтеры потянулась ко мне:

— Ты — хороший мальчик, Рог. Слишком живой и любящий озорничать, но добрый сердцем. Я всегда так говорила, даже когда мне приходилось пороть тебя.

Я поблагодарил ее:

— Но есть еще кое-что, майтера. Я чувствовал, что он заслужил это, заслужил книгу, рассказывающую всем, что он сделал, и я был уверен, что, если не запишу все, что я знал о нем, никто не запишет.