Если при рассмотрении приведенной выше статистики спуститься на уровень глубже – к природе возникающего у турок внешнеторгового дефицита, то можно убедиться в том, что возникает он вовсе не как у некоторых высокоразвитых экономик, включая те же Штаты, то есть за счет переноса трудоемких и вредных производств за пределы страны и последующего ввоза готовой продукции, произведенной неприхотливыми по части зарплаты и условий труда азиатами.

Турецкий дефицит приблизительно наполовину, а в отдельные периоды времени и в большей мере складывается из поставок в страну различного сырья и энергоносителей. Здесь возникает лишний повод вспомнить упомянутый ранее Национальный обет 1920 года с его так и не реализованными планами оставить за Турецкой Республикой, весьма бедной в смысле полезных ископаемых, нефтеносные районы Мосула и Киркука. Конечно, Турция – «кузница, здравница и житница», но как бы настойчиво она все последние годы ни проводила рекогносцировку своей территории, у нее нет значимых запасов нефти и газа не то что в мировом масштабе, но даже и с точки зрения поддержания «штанов» национального топливно-энергетического баланса.

Что же до других 40–50 % турецкого минуса, то он главным образом формируется из закупок за рубежом разнообразной продукции с высокой добавленной стоимостью, до производства которой Турция, не имеющая никаких сложностей ни с наукой маркетинга, ни с искусством продаж, но при этом испытывающая серьезный дефицит в технологических разработках, самостоятельно дотянуться пока не в состоянии.

Можно до бесконечности сравнивать свой уровень отчислений на НИОКР в соотношении к ВВП с аналогичным уровнем у передовых стран: у Турции – около 1 % с небольшой тенденцией к росту, а у лидирующих, инновационных экономик в лице Израиля, Японии и Южной Кореи – от 3 % и выше.

Можно сколько угодно повторять утверждение про переход мира на нетрадиционные производства, к экономике знаний, с компьютером под мышкой, как с кольтом XXI века – «великим уравнителем возможностей». Но если ты не производишь каких-то базовых, фундаментальных вещей сам, по своим собственным разработкам, должным образом защищенным правами интеллектуальной собственности, типа того же двигателя внутреннего сгорания, то это сразу закрывает тебе перспективы не только в отдельно взятой отрасли, но также в смежных областях, сопряженных звеньями технологических цепочек. Все это многократно сужает пространство для дальнейшего экономического развития страны в целом. Нельзя сказать, чтобы Турция не строила планов на сей счет, но реализуются они пока не слишком динамично.

Углубляться в принципе можно и дальше, вспомнив про «кремниевые долины», которые строятся и в Турции, но заставим себя остановиться и ограничимся, в качестве резюме, кэрролловским выражением «нужно бежать со всех ног, чтобы только оставаться на месте, а чтобы куда-то попасть, надо бежать как минимум вдвое быстрее!». А Турции бежать приходится, как свидетельствует все та же статистика, вместе с достаточно молодым по медиане и ежегодно прирастающим населением, которое к концу 2015 года уже достигло 78,7 миллиона человек.

В общем, сложив «А» и «Б», то есть экономические и демографические реалии и помножив эту сумму на «С», мироощущение турецкого руководства и его взгляд на перспективы своего народа в новом тысячелетии, можно, чуть поднапрягшись, вывести и все остальное.

В это собирательное «все» входит как «новый османизм», так и внешнеполитический курс страны на фоне событий «арабской весны», стартовавшей в Тунисе в конце 2010 года. Оценка тех событий со стороны турок была достаточно однозначной: если распад Советского Союза – это исторический шанс номер один, то начавшаяся 20 лет спустя «арабская весна» – «подарок судьбы» сопоставимого масштаба. Ожидать того, что турки будут разбрасываться подобными возможностями, – значит плохо знать амбициозное турецкое руководство, да и в целом турецкий менталитет, на протяжении всей своей сознательной жизни настойчиво сканирующий окружающий мир в поисках возникающих возможностей.

Равным образом турецкое правительство не собирается спокойно взирать на наметившееся в последние годы падение, с 14 % до 10 %, темпов роста численности населения вкупе с неуклонным сдвигом его среднего возраста с 24 лет до 31. Помня, что «старикам тут не место!». «Тут» – то есть в современном мире с его африканскими и ближневосточными восемнадцатью годками-то…

Отсюда и эрдогановский наказ всем семьям «рожать по трое детей». Он был весьма негативно встречен «освобожденными» Ататюрком женщинами Турции, и прежде всего обладательницами дипломов о высшем образовании, проживающими в крупных городах страны. Многими другими, воспитанными в более традиционных семьях, он был воспринят спокойнее, поскольку многодетность – не такая уж и редкость в Турции (пока), не только не вознаграждаемая орденами матерям-героиням, но даже не особо удостаивающаяся сюжетов в СМИ. Да и к детям в стране, хоть к своим, хоть к чужим, отношение у турецкого народа весьма здоровое. То есть дети – величайшая ценность! Что, впрочем, не всегда имеет прямое отношение к их количеству.

Как бы то ни было, от любых стрел критики у турецкого лидера есть надежный щит – «этого хочу не я, этого хочет аллах!». А сказаны эти напутственные слова были Эрдоганом с трибуны все в том же памятном 2009 году, с которого мы, собственно, и начали данную главу.

К тому времени Турция в рамках нового взгляда на свою историческую, культурную и в итоге цивилизационную принадлежность, а также в рамках своего скорректированного в сторону большей независимости от Запада курса, успела предпринять немало важных шагов. В том числе и на ближневосточном направлении – в зоне своих жизненных интересов. В очередной раз отказываясь от бесперспективных попыток объять необъятное, упомянем лишь о нескольких эпизодах, заслуживающих внимания в контексте данной главы.

После прихода эрдогановской партии к власти в конце 2002 года американцы буквально сразу смогли убедиться в том, что «не все спокойно в Датском королевстве». В начале 2003 года турецкий Меджлис достаточно неожиданно «взбрыкнул» на Соединенные Штаты Америки, привыкшие видеть в турках своих региональных «вассалов», столь же верных, сколь и безмолвных, отказав им в использовании своей территории и своих военных баз в ходе второй иракской войны.

Понятно, что в новых условиях туркам совсем не хотелось оказаться втянутыми в не слишком популярную, да еще и не подкрепленную сколь-нибудь вескими аргументами авантюру «крестоносцев» XXI века на Ближнем Востоке. Кроме того, необходимо учитывать, что американское тесное сотрудничество с курдами, которое «с турецкого минарета» выглядит однозначно как предательство со стороны стратегического союзника, началось вовсе не с сирийской гражданской войны.

Начало было положено именно в Ираке, когда американцы, невзирая на бурные турецкие протесты, успешно сотрудничали с пешмерга, что в первую, что во вторую кампании. Эта кооперация в итоге привела к тому, что иракский Курдистан сначала получил фактическую автономию – с начала 90-х годов прошлого века, а к 2005 году стал уже автономией де-юре, после принятия постсаддамовским Ираком новой демократической Конституции.