Я не стала ей говорить, что от слова «сексуальный» у меня внутри все словно скручивается водоворотом. Я пыталась ненавидеть Уилла за то, что он так бесцеремонно ввалился в нашу жизнь, и все же мне по-прежнему было приятно, когда он мне улыбался или заговорщицки подмигивал. Я ничего не могла с собой поделать.

В мои мысли ворвалось короткое «пиканье», дававшее понять, что три минуты разговора истекли, и я поспешно сунула в прорезь остававшуюся у меня десятипенсовую монетку, чтобы обсудить «светские» похождения Гарри. Сама-то я просто составляла ей везде компанию.

Помню, она однажды стащила у отца из кармана брюк купюру в пять фунтов, чтобы купить себе новую кофточку. На эту кражу она пошла, только чтобы впечатлить Малкольма Бейкера, свое последнее увлечение. Он будто бы улыбнулся ей в автобусе, и теперь Гарри всей душой настроилась на медленный с ним танец в подростковом диско-клубе.

Для меня любовные романы существовали лишь на страницах моих личных тетрадей и дневников. В реальности я не отваживалась на любовь или страсть, неуверенная в своей внешности и не считая себя очаровательной, – и не имея ни малейшего желания разведывать это на деле. У меня были, конечно, неумелые и невинные поцелуи позади нашего клуба, навеянные рассказами из Jackie[15], – но все же мне куда больше нравилось самой писать о любви, о томных и страстных воображаемых любовниках. В моих рассказах царила полная безопасность. И к тому же было меньше слюней.

А еще мне Гарри прочитала ужасающую лекцию насчет потери невинности. Она рассказала, что сделала это, отдавшись приятелю Малкольма Бейкера после рождественской дискотеки, и я стала расспрашивать, как это прошло у нее.

– Больно было?

– Сущие муки! Прям кровавая агония! Но от этого потом делается лучше, – добавила Гарри, плюхаясь на место № 6 наверху даблдеккера. Я знала, что она скорее всего и занималась-то этим только раз, но не стала заострять на том внимания. Ей так нравилось быть моей старшей и умудренной опытом подругой.

– Агония? Ничего себе! Господи, я, может, уж лучше подожду пока. Хочешь? – предложила я ей чипсы с сыром и луком, и мы легко переключились на обсуждение своих любимых вкусов.

Вскоре Гарри нажала на звонок и быстро сбежала по лесенке, чтобы выйти из автобуса. Даблдеккер тяжело покатился дальше, и она, подняв голову, помахала мне рукой.

Гарри давно уже считала, что причина моих неудачных попыток найти себе бойфренда – это отсутствие у меня отца.

– У тебя и мужчин-то рядом нет, Эмма. Немудрено, что ты так робеешь с парнями, – сказала она мне, когда мы за несколько месяцев до этого последний раз обсуждали эту тему.

Кстати, ее была идея, чтобы я подняла этот вопрос дома. Так я и поступила. Стараясь сохранять спокойствие, я заявила, что половину своей ДНК я получила от моего таинственного отца и хочу знать, кто он. Джуд восприняла это буквально с ужасом.

– У тебя есть я! – вскричала мать. – А ему ты вообще не интересна!

Потом она сказала, что у него уже наверняка другая семья и что, нарисовавшись перед отцом, я только создам ему лишние проблемы.

– Ему же придется объяснять своей новой жене, кто ты такая.

В тот же вечер, после разразившегося дома скандала, Гарри мне сказала:

– Ну их в задницу, Эмма. Тебе нужен нормальный родитель. Давай лучше пойдем и отыщем твоего отца.

И я с ней согласилась.

Дождавшись, когда Джуд в очередной раз не было дома, мы с Гарри поднялись к ней в комнату, чтобы обыскать ее вещи на предмет каких-то писем и фотографий ее давнишних кавалеров. Боясь, что мать вернется и нас застукает, я дежурила возле двери, а Гарри шарила кругом. Я уже начала брюзжать, чтобы она прибрала все как было, когда в самом конце дневника Джуд за 1968 год подруга нашла исписанную каракулями бумажку. В ней было имя «Чарли», ниже шел адрес в Брайтоне.

– Нам надо туда съездить, – сказала Гарри. – Время как раз подходящее, к тому же это не так уж далеко, – добавила она, как всегда сама практичность.

По мне, так все это разворачивалось как-то чересчур быстро, но коли уж я ступила на этот путь, то мне казалось, сворачивать с него было уже слишком поздно.

Понедельник, 2 апреля 2012 года

Эмма

Собиралась заняться уже шлифовочной вычиткой книги, что сейчас редактирую, однако мысли разбегаются, и я никак не могу сосредоточиться на читаемом предложении. Начальница сообщила мне по электронной почте, что в ближайшей воскресной газете предполагают поместить начало этого опуса, и мне надо как угодно извернуться, чтобы мои издатели смогли продать прессе права на публикацию по частям.

Я послала в ответ имейл с обещанием сдать ей книгу к концу завтрашнего дня – но никак не могу сконцентрироваться на тексте. Взгляд словно сам собою уплывает от экрана. В итоге я встаю, делаю себе чашку чая и сажусь перед компьютером снова, твердо нацеленная включиться в работу. Однако чай возле меня остывает, экран гаснет, «засыпая», а я все сижу, думая о том, что все могло бы сложиться иначе, если бы тогда, в 1984-м, мы с Гарри все-таки нашли моего отца. Если бы тогда в Брайтоне все это и закончилось.

Но, разумеется, такого не случилось.

Я чуть не рассмеялась, припомнив, как все начиналось – две глупые школьницы отправились в приключение, – хотя на самом деле смешного ничего тут нет.

Гарри все как следует спланировала. Мы подделали себе записки в школу: что у меня якобы вскоре после полудня прием у стоматолога, а подруга будто бы приболела.

– Поскольку мы с тобою в разных классах, они не просекут. Скажу, что у меня болезненные месячные, потому что миссис Кэрр не выносит подобных разговоров.

Бедная миссис Кэрр! Ей было уже, наверно, лет под сто, и, будучи классным руководителем моей подруги, она, должно быть, видела в Гарри свой тяжкий, несносимый крест.

Для поездки моя подружка выбрала четверг, потому что в тот день по расписанию были сдвоенные уроки физкультуры, так что мы могли спокойно смыться из школы во время ланча. И вот наконец мы оказались на железнодорожной станции, и наш план вот-вот должен был претвориться в жизнь.

Словно сейчас вижу, как мы там стоим! Двое совсем еще детей. Я напряженно молчу, мысленно сосредоточившись на нашей затее и стараясь не думать о том, что скажу отцу. В голове мелькают сразу множество вопросов, и от этого мне делается нехорошо.

Гарри же говорит, что это всего лишь первый шаг и не надо строить на то особых надежд. Я отвечаю, что ничего и не строю – однако мне очень трудно этого не делать.

Дело в том, что мой отец так долго существовал лишь в моем воображении, что мне уже стало сложно воспринимать его как реального человека. Я все время спрашивала себя, похожа ли я на него, и, разглядывая себя в зеркале, думала о том, какие черты у меня от него. Некоторые говорят, будто я похожа на Джуд, но сама я никогда так не считала. Ее тогдашние подружки утверждали, что у нас одинаковые глаза. Ну да, они у нас у обеих голубые.