Старик уловил ее состояние и обратился с вопросом к Гару:

— Друг мой, ведь и ты знаешь, что такое сердечная рана, как медленно она зарубцовывается шрамом. Что же было тому причиной?

Алеа сама не понимала, почему ей так интересно услышать ответ Гара.

— Колдунья, — ответил тот. — Женщина, которая вначале завлекла меня, а потом унизила.

Понятно. Это объясняло многое. Только почему он рассказывает это не ей, а первому встречному?

Конечно же, потому что она женщина — и потому что она затронула его сердце.

Нет! Невозможно! Алеа решила выбросить эти мысли из головы — или по крайней мере попытаться не думать. Но старик обратился к ней — несомненно, он заметил смущение ее спутника.

— А ты, девушка? Конечно же, тяжело, когда к тебе относятся как к движимому имуществу, — но у тебя в сердце затаилась более глубокая обида, и я всем сердцем сочувствую тебе, потому что эта боль наверняка до сих пор бередит тебе душу.

Гар с удивлением посмотрел на нее.

Неожиданно смутившись, Алеа проговорила:

— Когда мужчина смотрит на женщину как на вещь — это действительно больно.

— Очень больно, — согласился старик. — Трудно представить, что бывает больнее. — Он снова повернулся к Гару. — Но боль, причиненная прошлым, не должна отравлять нам будущее.

— Легко сказать, — медленно произнес Гар. — Но как это сделать?

— Может, просто не обращаться с новыми друзьями так, как с вами обошлись старые? — Старик улыбнулся. — О, друзья мои, все дело в том, что нужно иметь мужество — мужество доверять.

— И позволить, чтобы кто-то снова причинил боль?

Алеа сама поразилась, сколько горечи прозвучало в ее словах.

— Мы должны не бояться рисковать, — сказал старик. — Иначе придется обречь себя на существование в собственной скорлупе — одинокие, отгороженные от всего мира — как устрица, которая охраняет свою жемчужину. Но что толку от этой жемчужины, если она всегда спрятана во тьме? На нее никогда не упадет луч света — а ведь как иначе увидеть ее сияние?

Гар поморщился: слова старика затронули чувствительные струны в его душе.

— То есть мы должны подставлять себя под удар? — бросил он старику, и в его словах слышался упрек.

— Которого может и не быть, — поправил его старик.

— Или все-таки будет, — с жаром возразила Алеа. — И он может оказаться пострашнее прежних.

— Здесь и кроется потребность в мужестве, — ответил старик. — Невозможно что-то приобрести без риска потери. Если мы хотим дружбы или даже любви, нужно открыть наши сердца для этих чувств.

— Как это непросто, — задумчиво произнес Гар, — особенно если многократно переживал обиду.

Алеа отметила про себя верность этой мысли. К тому же слова Гара подтвердили ее подозрения. Но какие же обиды пришлось пережить ему?

— Ты хочешь сказать, что без доверия нет любви, — сказала она. — Но доверие может обернуться болью.

Старик кивнул.

— И потому любовь требует мужества. Один древний пророк сказал: если кто-то ударит тебя по одной щеке, подставь вторую. Полагаю, именно это он и хотел сказать: нужно всегда быть открытым для любви, даже если вас и обидели.

— Легко сказать, — произнес Гар с подчеркнутой вежливостью. — Но откуда же нам почерпнуть столько мужества?

— Нужно ждать. Ждать до тех пор, пока не встретите того, кому следует доказать, что все-таки можно доверять людям, — ответил старик. — И терпеть, снова и снова терпеть обиды, боясь самому сорваться в ответ, надеясь в душе, что когда-нибудь люди поймут, что не правы.

Алеа вздрогнула.

— Ни у одного человека не хватит такого терпения!

Она не могла взять в толк, почему Гар так странно на нее взглянул.

Но он тотчас повернулся к старику.

— Выходит, мы должны позволять другим обижать нас, чтобы они научились доверять?

— При условии, что они все еще способны любить. — Старик назидательно поднял палец. — Это нелегко распознать, потому что тот, кто может любить, но был обижен, прячет свое сердце за броней равнодушия.

Гар снова поморщился, и Алеа удивленно посмотрела на него.

— Это как жемчужина внутри раковины, — улыбнулся старик. — Но если устрица никогда не откроет свою раковину, как мы узнаем, что в ней есть жемчужина?

— Вы хотите сказать, что жемчужина внутри лотоса? — с улыбкой спросил Гар.

— Или лотос внутри жемчужины? — парировал старик.

Алеа взглянула на Гара и напомнила себе, что, вернувшись на корабль, нужно выяснить, что такое лотос.

— Если лотос никогда не раскроет своих лепестков, — сказал Гар, — невозможно узнать, есть ли там жемчужина.

— Но если на поверхность лотоса никогда не падает свет, — в свою очередь заметил старик, — как определить, что внутри нее находится лотос?

Гар нахмурился.

— Вы имеете в виду, что у нас должна быть вера?

— Во всяком случае, вначале вы должны увидеть сияние жемчужины, — возразил старик. — Должны быть уверены, что там есть жемчужина или по меньшей мере лотос. Но затем — да, вы должны верить в жемчужину.

Неожиданно Алеа поняла, о чем идет речь.

— И эта вера — доверие к людям?

Широко улыбнувшись, старик повернулся к ней.

— Именно. Вера в другого человека — и есть доверие.

Алеа задумчиво посмотрела на Гара, он смерил ее таким же долгим взглядом. Они одновременно отвернулись — и увидели, что прошли поворот дороги; перед ними открылась широкая терраса, на которой располагалась соломенная хижина, а перед ней — с полдюжины человек.

— Вот он! Мудрец!

— Здравствуй, о мудрейший!

— Поделись с нами мудростью, чтобы облегчить нашу боль, о святой человек!

Все поклонились, а один или двое склонили колени.

— Ну же, немедленно встаньте! Выше голову! Вы должны гордиться собой! — заворчал старик. — Какая глупость — вставать передо мной на колени, я ведь знаю не более, чем тот олень или волк.

Люди моментально выпрямились, а коленопреклоненные поднялись.

Алеа и Гар в изумлении смотрели на старика.

— Осмелюсь заметить, добрый человек: каждый, кто говорит о мужестве доверять, знает намного больше оленя или волка, — почтительно произнес Гар.

— Какая чепуха! — фыркнул старик. — Олень как раз таки точно знает, кому можно доверять, а кому нельзя.

— Вы говорили и о волке, — сказал Гар.

— Среди других. Но и волк тоже знает, кому можно доверять.

— И кому не может? — спросил один из людей.