Для московской публики Раневская стала символом раскрепощенного истинного интеллигента. Если такой человек и выругается, то он сделает это так естественно и не нарочито, что будет почти красиво.

Так вот, несколько дней шли противные дожди со снегом, потом ударил морозец и наконец-то выпал снег. Пушистый, легкий, он буквально укутал весь мир своей белизной.

Раневская не могла усидеть дома, хотя у нее была куча работы. Нужно учить роль в новом спектакле, на завтра уже запланирована первая репетиция. Прогуляться она вышла одна.

Первый снежок на дорожках очень коварен, если учесть, что столько дней перед этим было мокро. Как ни старалась Фаина Раневская идти осторожно, мелкими шажками, она все равно не удержалась и растянулась во весь рост посреди тротуара.

Над ней тут же склонился мужчина с озабоченным и немножко испуганным лицом. Он шел навстречу Раневской, видел, как она падала, протянул руку, но внезапно отдернул ее и зачем-то снял толстую белую варежку.

– Ну что, узнали? – невинно осведомилась Раневская, продолжая лежать почти на спине.

– Да-да, узнал. Здравствуйте, дорогая Фаина Георгиевна! – пролепетал мужчина, ошалевший от неожиданной встречи, так и не вышедший из физического ступора.

– Ну так помогите же мне подняться, дорогой! – заставила его очнуться Фаина Раневская и добавила для уверенности: – Народные артистки на дорогах не валяются!

Как я уже писал, Фаина Раневская терпеть не могла чиновников от культуры. Как бы они себя ни показывали, она знала истину. Именно эти люди могли запретить спектакль, снять с главной роли актера, спрятать на долгие десятилетия уже отснятый фильм. Она понимала их суть.

Эти функционеры считали культуру лишь служанкой коммунистической идеологии, смотрели на искусство только через прорезь пропаганды своих идей. Чиновника никакими силами не переубедить, не переспорить, не упросить изменить свое мнение, если вдруг он усмотрит в спектакле или кино некие идеи, «совершенно чуждые советскому человеку».

На своем жизненном пути Фаина Георгиевна встречала самых разных чиновников. Помните того человека, который пытался устроить Раневскую на работу приказом, а потом выплатить ей незаработанные деньги за год? Вроде и умница, как бы интеллигент. Но актриса больше всего на свете не хотела водить дружбу именно с ними – с людьми, от которых напрямую зависело искусство.

Да и среди чиновников были вполне себе порядочные люди, которые хорошо знали и понимали искусство театра и кино, видели самую его суть и проникались искренним уважением к великим мастерам. Но! Какими бы театралами ни были они в душе, каждый из них с восьми утра до шести вечера надевал личину советского служащего и свято исполнял свои циркулярные обязанности. Среди которых было и «Бди!».

Они бдили. Через их руки проходили сценарии фильмов и пьесы. Они искали в них компромат с таким рвением, будто авторы этих произведений думали только о том, чтобы непременно заложить в уста своих героев некий тайный смысл, нечто такое, что опорочит самый «человечный» общественный строй, победивший в СССР.

Фаина Раневская все это знала и понимала. Но не принимала. Не желала видеть среди своих друзей чиновников сколько-нибудь высокого ранга.

Одним из них был председатель Комитета по телевидению и радиовещанию С. Г. Лапин. Этот функционер оказался особенно бдительным. Знающие люди шутили, что если за месяц товарищ Лапин чего-либо не запретит, то не станет спать ночами. Это было как план по надоям молока и яйценоскости на птицефермах. Энное количество фильмов, сценариев, пьес обязательно надо было запретить. Именно по этому показателю оценивалась вся работа комитета.

Этот самый Лапин любил и кино, и театр, был весьма тонким знатоком актерского искусства. Он уважал профессионалов, преклонялся перед игрой великих актеров. Но чиновник делал это, как вы сами понимаете, в свободное от основной работы время. Когда не запрещал.

Лапин не мог не заметить игры Раневской, не восхищаться ее работой. После спектаклей, которые ставились специально для партийной и советской элиты, он не однажды искренне благодарил Раневскую за ее игру, от души восторгался работой актрисы.

Однажды после вечернего спектакля он прошел за кулисы, к гримерной комнате Раневской. Постучался вежливо, открыл дверь только после разрешения.

– Фаина Георгиевна! – с порога начал чиновник. – Эти цветы я покупал сегодня лично, сам, за свои собственные деньги и специально для вас. – Он протянул актрисе большой букет роз. – Я в который раз сегодня восторгался вашей игрой!

Фаина Раневская приняла цветы, почему же не взять. В принципе, она видела искренность Лапина.

А тот как вполне интеллигентный человек не стал заходить в глубь гримерной и продолжил с порога:

– Я видел вас еще в «Шторме» и в «Тишине». В чем я еще могу вас увидеть, Фаина Георгиевна? – спросил Лапин и галантно поцеловал руку Раневской.

– В гробу, милейший Сергей Георгиевич, – с улыбкой ответила Фаина Георгиевна и закрыла дверь.

После первых же удачно сыгранных «живых» ролей театральный бомонд единодушно признал в Фаине Раневской великую актрису. Она очень переживала, когда ехала в трамвае. И знаете почему? Да потому, что ее никто не узнавал. Вчера вечером ей рукоплескала вся Москва. Не было такого человека, который не говорил бы о премьере спектакля, в котором ее роль так искрометна, обворожительна и ярка.

Почему же в трамвае ее не узнают? Никто не улыбается, не кивает?

Нет, Фаина Раневская не была тщеславной, она вовсе не гналась за популизмом. Более того, одним из самых жестоких правил ее было ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах не угождать публике, не стремиться ей понравиться. Никогда Фаина Раневская не старалась, например, рассмешить зрителей. Она стремилась сыграть свою героиню так, чтобы она была смешной по-настоящему, на самом деле.

Но вот тот факт, что ее не узнают в трамвае, когда она возвращается из театра домой или едет на прогулку в город, ее как-то нервировал. Что происходило? Неужто эти люди, вчера еще так упивающиеся действием, разворачивающимся на сцене, сегодня внезапно стали черствыми и забитыми мещанами?

Она не выдержала и поделилась своими мыслями с одним из старейших актеров театра.

Тот улыбнулся в ответ и заявил:

– Фаиночка, это все математика! В Москве живет более миллиона человек. Страшная цифра! Для того чтобы все они увидели вас на сцене, вам нужно сыграть… простите, более пяти тысяч спектаклей! И я уж не говорю о том, что две трети из всех зрителей ничего не помнят о театре, не считая гардероба и буфета.

Раневской не пришлось играть столько спектаклей, чтобы ее начали узнавать на улицах. Но потом она уже с некоторым сожалением вспоминала о том, как могла спокойно ехать через всю Москву, никем не потревоженная.

Потому что актрису стали узнавать. В особенности после фильма «Подкидыш». Я уже не раз упоминал об этом.