Но и там пришлось кое-что менять. Просто потому, что образ мачехи вдруг ожил. На фоне всех остальных героев он был каким-то чересчур настоящим, живым!

Все заиграли совсем по-другому. По-настоящему. Актеры изображали не персонажей из детской сказки, а настоящих людей, пусть с гротеском, с юмором.

Раневская очеловечила противную старуху. Была страшная и злая, стала несчастная, вызывающая жалость.

Евгений Шварц признавался, что ему очень хотелось сделать по-настоящему добрый и светлый фильм. Но изначально в сказке присутствовало зло – мачеха. Сценарист пытался немного уменьшить ее роль, замаскировать, но сам признался, что ему не хватило именно вот этого женского понимания образа, который был у Раневской.

Она открыла в своей героине любовь, пусть и не идеально-картинную. Актриса сумела заставить зрителя в конце даже сочувствовать мачехе. Эту особу хотелось простить в момент своего счастья.

Мачеха в фильме – не статичный образ, вот ведь что еще главное! Она развивается внутренне, растет, меняется. Мачеха в начале фильма и в его конце – это две очень разные женщины.

Евгений Шварц был просто сражен тем, как легко, даже красиво Фаина Раневская сумела убедить его – такого талантливого и весьма упрямого человека – снимать фильм по сценарию, исправленному ею!

– Понимаете ли, что получилось, – делился он после в своем кругу. – Она, Раневская, приходила ко мне и говорила: «А вот давайте попробуем тут вместо этого сказать вот это? Как вы считаете, может, будет энергичнее, бодрее?» Я смотрел, видел – правду говорит. Соглашался. И вот что самое странное: я не то чтобы соглашался с ее решением. Она спрашивала так, будто это я изменил свой сценарий, и теперь просто ждала, какой из двух вариантов я велю играть! Это было невероятное ощущение: знать, что изменения внесла актриса, но чувствовать при этом, что играет она исключительно по твоему сценарию. Раневская изменила все, что только хотела, а получилось, что это сделал я! И спасибо ей за это – за изменения.

Когда состоялся первый публичный показ, Фаина Раневская принимала цветы, равно как и все актеры, занятые в этом удивительном фильме. Самый большой и красивый букет она принесла потом Евгению Шварцу. Так, чтобы не на виду у всех, не демонстративно, а как другу, мастеру, перед которым актриса преклонялась.

Евгений Шварц по-настоящему растерялся. Он взял цветы, понял, что не может отказаться. Это была истинная благодарность. Он прекрасно понял, за что, не сомневался в том, что эти цветы должен взять вот именно сейчас, без свидетелей. Это небольшая общая тайна, их дело и фильм.

Они остались большими друзьями, хотя в будущем почти не пересекались. Евгений Шварц и Фаина Раневская сохранили теплоту своих отношений на долгие годы.

Партия, как известно, в Советском Союзе рулила, заправляла и владычествовала. В ее рядах – так уж тогда считалось – находились самые сознательные граждане Страны Советов. Именно эти коммунисты должны были видеть дальше всех и безошибочно угадывать свет в конце тоннеля. Они именовались самыми честными людьми, целиком и полностью преданными делу партии.

А забот у нее было невпроворот. То целину осваивать, то есть уничтожать тонкий плодородный слой почвы тремя годами сева и жатвы, то новый завод в Сибири строить, то железную дорогу тянуть.

Коммунисты должны были показывать пример во всем: работать забесплатно, спать на сырой земле, питаться в режиме концлагеря. Им вменялось в обязанность страстно любить все это, а уж партию-то – прежде всего.

Это, конечно, касалось только рядовых коммунистов. Партийные секретари должны были питаться лучше, спать с удобствами и не отягчаться физическим трудом. У них ведь была сверхзадача: руководить. То есть правильно, умело транслировать декреты вышестоящих инстанций нижестоящим.

А уж о том, как жила самая-самая верхушка, простым смертным знать не положено было. Свет горит в окнах партийных зданий всю ночь – вот вам и достаточный ответ: работают. На благо и во имя. Больше вопросов не задавать!

Партия всегда твердила, что советскому человеку у нас открыты все дороги! Ко всему, значит. Но поскольку партия была коммунистическая, то подразумевалось, что в первую очередь дорога была открыта именно ее членам. Особо удивляться тут не нужно. Коммунист партией проверялся в первую очередь именно на преданность идеям. Станет он врать ей или нет? Если другим врет – это партию не волнует. Главное, чтоб перед ней был идеально чист, чтоб супротив партии ни слова, ни мысли не имел.

Партия проявляла особую бдительность в тех случаях, когда человек имел выход к широкой аудитории. Тут уж одного доверия мало было – контроль безустанный, ежечасный.

Стоит ли удивляться, что актеры театров обрабатывались партийными секретарями всеми доступными способами. Вступай в наши ряды, становись коммунистом!

По сути, это означало подписание обязательства на добровольное сотрудничество. Актер в течение всей своей творческой жизни обязан был вести «просветительскую и агитационную работу» на пользу партии. Иначе говоря – рекламировать ее и советскую действительность. А если совсем просто – врать, когда партия прикажет.

Человек, становясь коммунистом, оказывался в самом тесном кругу людей, уже обработанных идеологически. Потом начиналась его отделка, проводимая «товарищами по партии».

Сейчас это кажется немыслимым, но в то время, когда жила и играла Фаина Раневская, вся жизнь коммуниста принадлежала партии. Целиком! Без остатка. Да-да, личная жизнь коммуниста становилась неотъемлемой частью деятельности партии. Не смейтесь, но коммунистам предписывались правила поведения абсолютно во всех ситуациях, включая интимные моменты.

Об этом я чуть ниже расскажу подробнее, а пока вот вам, как говорят, для затравки: партия и комсомол очень внимательно приглядывали за сексуальной жизнью молодежи. Вот, скажем, имеет ли право комсомолка отказать товарищу в его желании интимной близости с ней?

Подходит, скажем, бравый комсомолец к молодой революционерке и говорит в лоб: «Хочу заняться с тобой сексом! Ты ж комсомолка, должна понимать всю вредность воздержания для борцов за светлое завтра! Прочь всякие буржуазные штучки вроде целомудрия и мещанской верности. Революция все отменила и всех раскрепостила!»

Да, именно так тогда и говорили. Ни одна комсомолка прекословить не могла!

Как вы догадываетесь, в самом скором времени большие и маленькие комсомольские вожди поняли, что, согласно уставу ВЛКСМ, их избранницами могут попользоваться рядовые члены этой организации! К тому же превращение комсомольских собраний в сексуальные оргии вызывало, прямо скажем, не самые лучшие отзывы у «темного народа».

Партия поняла, что здесь, в сексуальной свободе, налицо явный перегиб, и принялась за наведение порядка. Были изданы строжайшие правила сексуального поведения комсомольцев и коммунистов. Все стало с точностью до наоборот. Партийцам теперь навязывался чуть ли не монашеский образ жизни, самый подробный список правил на все случаи.