Цветы, потому что Билли Джин их любила, и музыку в стиле кантри, и вестерн. Набросав это, Бодин принялась за суп. Он оказался лучшим выбором, поскольку его не приходилось жевать и он не отвлекал от дел.

– Мне кажется, надо, чтобы «Мельница» была открыта часа четыре или даже пять и чтобы там присутствовал кто-то из родственников. Мы продумаем все потом, – сказала Бодин. – Пусть у всех наших сотрудников будет возможность зайти, побыть там какое-то время. Но ведь к нам каждый день приезжают люди, забронировавшие места. Я даже думаю, не закрыться ли нам на день.

Джессика делала заметки, не поднимая головы.

– Подумай о том, что ты нарушишь планы клиентов, которые не только забронировали домик, но и, возможно, купили авиабилеты, взяли отпуск на работе.

– Это будет неправильно. Но ведь у всех должна быть возможность прийти и попрощаться с Билли Джин… Легче было бы сделать это на ранчо, но…

– Она была из семьи сотрудников комплекса.

– У меня просто в голове не укладывается. – У Бодин сдавило горло, и она с трудом произносила слова. – У меня в голове не укладывается, что могло случиться такое. Нет, у нас бывали неприятности. То какой-нибудь подвыпивший гость расшумится, то сотрудники поругаются из-за чего-нибудь, даже драки бывали. Но убийство… Нет, мне просто не верится.

– Бо! Извини. – В дверях появился Рори. – Мама просит зайти к ней на минутку.

– Конечно, сейчас приду. Джесси, садись за мой стол и просмотри заявление для прессы, которое я набросала. Его надо доработать. – Бодин открыла текст на экране и встала: – Я сейчас вернусь.

Когда она ушла, Джессика села в кресло и прочла заявление. Прямолинейно и, пожалуй, немного тяжеловато и сумбурно.

Она стала печатать свои замечания и предложения.

– Но я хочу… – Внезапно появившийся в кабинете Чейз остановился. – Я думал, тут Бо.

– Она вышла на минуту. – Джессика встала. – Чейз, я так сочувствую.

– Я признателен. – Он снял шляпу и держал ее в руках. – Не буду мешать, ешь ланч.

– Он не мой. Кажется, мне пришлось взять пример с Мисс Фэнси и заставить Бодин что-то поесть. Она сейчас вернется. Может, присядешь? Я принесу тебе кофе.

– Я уже достаточно выпил кофе. Никогда не думал, что скажу что-то подобное. – Но он сел, немного тяжеловато опустившись на стул. – Как Бодин, держится?

Он устал, даже бледноват, подумала Джессика и вспомнила, что никогда прежде не видела его таким. Она обошла вокруг стола и села в гостевое кресло.

– Ты выглядишь усталым – прости, что говорю это. Но Бодин вообще еле жива, так ей нелегко пришлось.

– Ей всегда нужно все делать самой, – бросил он. – Все планировать, с каждым говорить.

– Да, согласна. Хотя, по-моему, работа помогает ей справляться с пережитым потрясением. Но дело в том, что все стараются опереться на нее. Она побледнела, выдохлась, ей некогда горевать самой или даже все осмыслить.

Он долго молчал и смотрел на шляпу.

Не только измученный и усталый, подумала она. Он казался еще и ужасно печальным.

– Ты ел?

– Что?

– Кажется, я сегодня всех кормлю супом. Могу заказать для тебя.

– Нет, я… – Он устремил на нее внимательный взгляд. – Все нормально. Я… я просверлил Бо мозги из-за тебя.

– Из-за… меня?

– Когда она сообщила, что хочет просить тебя помочь с заявлениями для прессы и всем прочим.

Обдумывая его слова, Джессика поправила заколку в гладком пучке на затылке, хотя там было все в порядке.

– Потому что я чужая, не местная.

– Не местная, мало пока еще прожила здесь и…

– И?

– Не важно. Я пришел извиниться перед ней. Она страдала, я видел это, но все равно напирал. Потому что злился. – Он снова хмуро посмотрел на шляпу. – Просто злился. И до сих пор злюсь.

– Ты так выглядишь, когда злой?

– Зависит от ситуации. – Он поднял глаза. – Смотря из-за чего я злюсь. Бо считает, именно ты сделаешь это лучше всех, и у меня нет оснований спорить.

Джессика кивнула и скрестила в щиколотках ноги в туфлях на высоких каблуках.

– Раз ты открыл эту дверь… Что за претензии у тебя ко мне? Мы оба знаем: что-то не так.

– Ну, может, я просто долго привыкаю к людям.

– К таким, как я?

– Вообще к людям. – Он поколебался, потом пожал плечами: – Есть веская причина, почему я работаю на ранчо, а Рори – на комплексе. Я просто не выношу целыми днями общаться с людьми.

– Что ж, если все дело в том, что я просто одна из этих людей, дай мне знать. Может, мы как-то сумеем с этим разобраться. Я сейчас пойду и скажу Бо, что ты ее ждешь.

Чейз кашлянул, когда она выходила из кабинета:

– Мне надо и перед тобой извиниться?

Она повернулась и пронзила его взглядом:

– Поживем – увидим.

1995 год

Элис – ее звали Элис, как бы он там ее ни переименовывал, – родила сына.

Это был ее третий ребенок и единственный, которого Сэр позволил ей оставить. Второй ребенок – еще одна девочка, родилась всего через десять месяцев после первого. Крошечная девочка, Элис назвала бы ее Фэнси, потому что она появилась на свет с прелестным пушком рыжих волосиков.

Когда он унес вверх по ступенькам ее ребенка, ее вторую дочку, она отказывалась пить и есть почти неделю, хоть он и бил ее. Она пыталась удавиться простыней, но лишь потеряла сознание.

Он насильно вталкивал в нее еду, и она сдалась, чувствуя, как пищи просит ее собственное тело. Он дал ей три недели после родов, потом возобновил насилие. Через шесть недель она снова была беременна.

Рождение мальчика изменило все. Она назвала его Рори в честь отца, которого никогда не знала. Сэр зарыдал, поцеловал головку новорожденного, когда тот запищал и разинул ротик. Он принес ей цветы – лиловую сон-траву, которая разрослась и цвела вокруг ранчо в апреле.

Сэр теперь иногда говорил «у нас дома», и ржавый нож надежды вонзился ей в сердце.

Но была ли она дома?

На этот раз он приходил не для того, чтобы забрать у нее ребенка. Нет, он приносил ей молоко, свежие овощи, даже стейки. Как он пояснил – чтобы ее молоко было полезным и питательным.

Он обеспечивал ее пеленками, подгузниками и детским лосьоном, купил пластиковую ванночку и детский шампунь. Когда она попросила – робко и осторожно – мягкие полотенца для ребенка, он купил и их, а еще заводную игрушку – ковчег с животными, – которая играла колыбельную.