Теперь Лукас может превзойти отца во всем. В этом у него нет ни малейших сомнений. Потому что в ближайшее время он намерен убежать. Не от Дуайта и не от закона, но от Лили. Когда она вернется, он не сможет смотреть ей в глаза. А она вернется. Джош уже нашел сюда дорогу; это неизбежно.

Рассекая воду карбоновым веслом, он поддерживает убийственный темп. Слева, справа, слева, справа, гребок за гребком. Пусть горят руки и обливается по́том тело – ему это нужно. Нужно, чтобы знать – он способен чувствовать, понимать, заботиться. Ему было все равно, когда убегала Лили. Измотанный неволей, брошенный отцом, он лишь равнодушно наблюдал за тем, как все катится под гору, и не шевельнул пальцем, чтобы остановить Дуайта. Закончилось это тем, что Уэса Дженсена вынесло на берег, а Лили просто исчезла.

Лукас огибает береговую косу, и дом исчезает из вида. Став свидетелем угроз Дуайта в адрес Уэса Дженсена, Лукас старался держаться поближе к матери, чтобы защитить ее в случае чего. Кто знает, когда у Дуайта снова снесет крышу?

Он пыхтит, но гребет еще энергичнее. Каяк скользит по океанской глади, как конек по льду. Ветер треплет волосы и забивает нос вонью от высушенных солнцем водорослей и протухшей рыбы.

Лукас обходит неспешно плывущую лодку с семьей из четырех человек. Ему приветственно машут. Он не отвечает. Игнорирует. Это у него хорошо получается. Он не обязан никому отвечать или оправдываться за собственное жалкое ничтожество.

Через несколько дней после побега Лили, когда Дуайта вызвали в полицию для дачи показаний по делу Уэса Дженсена, Лукас выбрался из своей комнаты над гаражом и перебежал через заднюю лужайку к берегу. Лучший способ избежать встречи с полицейскими и любопытными соседями – не показываться им. Опусти голову и проходи мимо, сделав вид, что ничего необычного не случилось.

Обходя заднюю веранду, Лукас услышал всхлипы и, оглянувшись, увидел Шарлотту. Закутавшись в шерстяное одеяло, его строгая, неприступная мать казалась маленькой и хрупкой, как чахнущий цветок в апрельском тумане.

Он поднялся на веранду и сел у ее ног. Выпростав из-под одеяла руку, она протянула ее ладонью вверх. Через секунду-другую Лукас положил на нее свою ладонь. Их пальцы сплелись. Он хотел от нее утешения и покоя. И хотел утешить ее. Не в его характере, но ему было на все наплевать.

– Не надо ничего от меня скрывать, – прошептала Шарлотта. – Я знаю, что ты видел своего отца с Уэсом.

Лукас мог остановить их, но не стал. В ушах у него до сих пор гремело эхо выстрела, случившегося в тот момент, когда Лили попыталась вырвать винтовку у Дуайта.

– Твой отец не знает, что ты видел. Пусть так и остается. Лучше, чтобы никто ничего не знал.

Он попытался высвободить руку, но Шарлотта только еще крепче сжала пальцы.

– Я пытаюсь защитить тебя, как защищала твою младшую сестру. Ты не виноват, что она ушла. Ей не оставалось ничего другого. Ты видел, что твой отец сделал с тем парнем. Я волновалась за нее. Он просто взбесился из-за ее беременности. Это я помогла ей убежать еще до того, как твой отец сказал уйти. – Лукас удивленно посмотрел на мать, и она наклонилась к нему. – Я спрашиваю себя, не сделал ли он что-то и с Бентоном Сент-Джоном.

– Что?

– Наш сосед. Помнишь его?

– Смутно. – В год гибели Бентона Лукасу исполнилось три.

– У меня не было никаких доказательств, только чувство. Теперь, после того, что он сделал с Уэсом, это чувство вернулось. Бедный мальчик. Я ничего не видела из окна, но слышала и знаю, что он был здесь. А потом пропал. Что видел ты?

То, что забыть нельзя. Он не смог заступиться за Лили, и чувство вины, прокравшись в него, уже устроилось там как дома и не собиралось уходить. Он мог вмешаться, мог вырвать ружье из рук Дуайта, выстрелить ему в грудь и сбросить тело в океан. Лили не нужно было бы его бояться, и ей не пришлось бы убегать из дома.

– Ничего такого, о чем хочется рассказывать.

Шарлотта сжала пальцы.

– Он не тот человек, за которого я выходила замуж. Все эти проигранные кампании изменили его. Он озлоблен из-за нашего напряженного финансового положения. И на него сильно повлиял случай с Бентоном Сент-Джоном. Он стал другим после того, как нашли тело Бентона. Не хочу даже думать о том, на что еще он способен. – Голос ее дрогнул. Она стиснула его руку. – Где бы ни была сейчас Лили, она в большей безопасности, чем была бы, если б осталась здесь.

Лукас смотрел на их сомкнутые руки. Суставы Шарлотты призрачно белели под кожей. Ее била дрожь, и эта дрожь через ее руку передавалась ему. Он обязался оберегать ее. Что держало ее здесь? Боялась ли она, что Дуайт последует за ней? Или смирилась с тем, что бежать некуда? Ему попалась как-то статья о подвергающихся домашнему насилию супругах и их убежденности в том, что выхода нет. Если так, то Шарлотта никогда не решится уйти от Дуайта, но он, Лукас, не позволит ему обижать кого бы то ни было – чего бы это ни стоило.

– Дай мне слово. Пообещай, что ни одной живой душе не скажешь о том, что видел. Нельзя допустить, чтобы твоего отца арестовали. Он знает то, о чем я не могу рассказать, пожалуйста, пойми это. – Ее пальцы сдавили его руку тисками.

– Ладно. – Он согласился по той же самой причине, по которой мать обратилась к нему с просьбой. Если она думает, что его молчание обеспечит ей безопасность, что ж, он помолчит. Пока.

– Спасибо, – прошептала она.

Лукас поднялся и поцеловал мать в лоб.

– Я позабочусь о нем, когда ты будешь готова. Уговорю уехать навсегда. Ты только скажи, когда придет время. – Теперь он обзавелся рычагом давления на Дуайта. Извини, мам. Но если арест Дуайта означает его изъятие из семейной картины, то он, Лукас, расскажет миру о том, что сделал отец.

Пройдя половину обычной утренней дистанции, Лукас берет паузу и кладет на колени весло. Каяк покачивается на волнах, убаюкивает, внушает ложное ощущение покоя. Плечи горят, мышцы ноют от усталости. Дыхание ровное и глубокое.

Он должен был, как обещал Оливии, заехать за Джошем и походить с ним по магазинам. Но каждый взгляд на парнишку напоминает о том, что он не пришел на помощь Лили, когда она нуждалась в ней. Сестренка сбежала, решив, что это она застрелила Уэса Дженсена. И он не разубедил ее.

Под каяком проплывает одинокий тюлень. Лукас наклоняется и смотрит в мутные океанские глубины.

Так легко перевалиться через край и уйти под воду. Покончить с этими ужасными воспоминаниями, что не дают ему покоя. И никто его не найдет. Да и станет ли кто искать? Кому есть до него какое-то дело?

Лили было бы дело, если бы была здесь. Она бы отругала его за такие мысли. Но именно мысли о ней и ее стойкости и упрямстве удержали его от шага за борт. Лили сильнее их всех. У Оливии она – Малиновая Далия. Лукас разворачивается и плывет домой; теперь ветер гонит его в спину.

– Ты моя спасительница. – Оливия встречает Эмбер на дорожке и берет у нее из рук пакеты с продуктами.