Никто не заметил, куда подевалась со двора медведица.

Вскоре подоспел Ероха с тулупом, завернул в него орущих посиневших мальчишек, сгреб обоих в охапку и понес к себе в избу. Остальных погорельцев тоже начали разбирать по дворам сестры и братья Власа.

— А вы, знаете, я видел его глаза, — рассказывал потом всем Добросвет про отца. — У него стался такой ясный чистый взгляд, как был только давно, десять лет назад. Он все понимал, он чувствовал свою силу. Как проснулся будто после долгого сна…

Забава заревела, уткнувшись в плечо брата. Тетка Перегуда обняла ее за плечи и повела к себе греться и отпаивать взваром.

Разобрали по избам всех, кроме Нежданы.

Сорока нехотя отдала Богдашу в семью Златоцвета и жены его Искры. Бездетные они были, прикипят еще сердцем к Богданчику, потом назад сыночка не выцарапаешь. Но больше Богдана никто к себе не позвал, а Сорока не могла тащить больного мальчишку в худую избу Галки. Она сама не представляла, как снова будет жить с матерью. Овдовев, Галка давно прикладывалась к чарке, за избой не следила, за огородом не ухаживала, кормилась — кто чем подаст. Сорока подсовывала матери какие-то денежки, но та все под чистую пропивала.

— Пойдем в избу, дочка, — негромко позвала Надея.

Она подняла Неждану из снега и повела к себе.

Глава 16. Бежать!

Густые щи обжигали губы, острая боль жгла душу. Не было сил поднять ломоть хлеба. Неждана отламывала от него маленькие кусочки и потихоньку жевала.

Надея посматривала на девчонку и с тревогой кидала взгляды за окно. На соседском дворе еще дымились головешки и летали белые перышки. Уже почти полдень, солнце стояло высоко, светило ярко. Легкий морозец скакал снегирями по дальней рябине.

— Вернутся они, — наконец, сказала Надея. — Еще больше их будет, в оковы тебя закуют, чтоб не страшно было подступиться.

Неждана продолжала медленно жевать и глотала щи вместе с горючими слезами.

— Не оставят они тебе жизнь, — беззвучно ревела вместе с ней Надейка. — Показала ты им силу колдовскую, оглушила криками звериными. Медведя зимой из леса вызвала… Не оставят.

— То, правда, медведица была? — шмыгнула носом девчонка. — Али сама Макошь?

— Откуда ж я знаю, — грустно улыбнулась Ванькина мать. — Сказала, чтоб напугались они, не смели сироту обижать.

— А я поверила, что это она, — прошептала Неждана. — Макошь…

Тень улыбки скользнула по заплаканному личику.

— Так, может, и она самая была, — закивала Надейка. — Кто ж ее знает, какая она. Она ж людЯм не показывается обычно.

Соседка гладила горькую сиротинушку по коротким неровным вихрам.

— А мне нравились твои косицы чудные лохматые, — с какой-то материнской нежностью сказала она. — Не печалься, волосья быстро отрастут.

Какое-то время они ели молча, Неждана растирала слезы по щекам. Казалось, еще пока в погребе сидела, она цельную реку выплакала, а слезы все текли и текли из глаз сами по себе.

Представлялось, что слезная река широкая, глубокая, а она, Нежданка, плывет по ней в маленькой деревянной лодочке. В боку у лодочки течь, и вода все туда затекает, и никак от нее не избавиться, — нет у Нежданки такого ковшика, чтоб все слезы из души вычерпать. А слез тех — вон уж цельная река набежала. Так и потонет скоро, поди…

— Расскажи мне про Макошь, — неожиданно попросила девчонка. — Мне дедусь мало про нее сказывал.

— Да, я тоже про богов мало что ведаю, — Надея даже растерялась от такого вопроса. — Знаю, что она очень сильная, мать она — Макошь, она и есть сама Мать-сыра земля, и звездами на небе светит… Держит Макошь в руках нити чужих судеб переплетает их хитро в общее полотно…

— Как же она управляется с такой работой? — спросила Нежданка. — Чай, непросто то…Вона сколько людей…

— А у нее помощницы есть, две дочери ей помогают — Доля и Недоля, — вспомнила Надея, что ей еще когда-то в детстве рассказывали. — Доля добрую судьбу плетет, Недоля беды вплетает, чай, без них тоже в жизни никак.

— Понятно… — Нежданка шмыгнула носом. — Мою судьбу, поди, Недоля ткет из самых плохоньких ниток — того гляди оборвется… Коли уж мамка родная Нежданкой назвала — почто я только на белый свет народилась, одна беда от меня всем… Во всем я виновата…Мне свои и чужие беды в судьбу вплетают… За что?

Горько вздохнула Надея. Трудно такие беседы вести с дитем, который уж столько страха и обиды нахлебался. Да, как оспоришь правду горькую?

Не стала уж сказывать, что в добрых семьях девочек с детства к прялке приучали, чтобы они сами учились свою судьбу ткать. Первый обережный поясок еще в семь годков иные девчоночки себе выплетали. Пусть и узор где напутают, да неровно первый раз у всех получалось, а все одно тот поясок силу давал и защиту от злой судьбы. А уж потом девки много раз ту работу повторяли, ошибки детские исправляли да научались уж красивые яркие замысловатые пояса плести — так они свои судьбы и переплетали, помогала им Макошь в той работе, коли честно девка старалась.

Знала Надейка, что Сорока младшую падчерицу близко к прялке не подпускала, премудростям девичьим не учила — как прясть, как ткать, как шить да вышивать — никто ей не показывал. Рубашонку Нежданка до сих пор не пояском узорным, а веревочкой простой подпоясывала.

— Вспомнила! — постаралась улыбнуться Надея. — Мне бабушка сказывала, что Доля и Недоля судьбы людей с их делами связывают. Коли добрые дела у человека за спиной, так Доля его судьбу помогает матери плести, а Недоля к злым делам человека крепко привязывает, от того совсем другие узоры выходят. Так что, ты надейся, Нежданка, все еще переменится, — сердце у тебя доброе, зла ты никому не желаешь, работы не боишься. Уж, коли сама Макошь медведицей сегодня за тебя вступилась, чай, возьмет она в свои лапы твою судьбу.

— В лапы? — невольно хихикнула Нежданка.

— Да, поди, уж Макошь не медведицей за прялку садится, — засмеялась и Надея. —