Она перестала вязать и опустила руки. Спицы упали на колени. Она смотрела ему в лицо.

Доктор лишь горестно покачал головой.

Ее сильный подбородок задрожал. Клубок скатился на пол. Дама закрыла лицо, по которому бежали слезы, и начала содрогаться в беззвучных рыданиях.

Доктор положил руку ей на плечо и сказал:

— Мне очень жаль.

Подождав немного, он поднялся и вышел из комнаты.

Я чувствовала, как по моим щекам тихо текут слезы. Я посмотрела на своих друзей и увидела, что некоторые тоже плачут. Мне было страшно, но я была не одна.

Тяжело дышать. Столько ужасных воспоминаний. Плохие новости со всех сторон. Увидел, как входит доктор. Стал задыхаться. Джессика заметила. Они с мамой обняли меня. Помогли успокоиться.

Доктор пришел не к нам. Он принес плохие вести кому-то еще. Я знаю, как это бывает.

«Мне очень жаль», — сказал нам тогда другой доктор. Этого было достаточно. Мы поняли, что Майкл умер.

Микрофон взял Питер. Он по-прежнему не разговаривал. Конечно, он отвечал, если его что-нибудь спрашивали, и мы больше не бойкотировали его, но в основном он все-таки молчал. Он так и не произнес ни слова о мистере Террапте или несчастном случае. Мы все затаили дыхание. По крайней мере, мне так показалось.

— А я тут вспомнил, как предложил позвать интеграционных ребят к нам на Рождество. Я тогда заметил, что Тер глаза вытер. Я не понял почему. Теперь понимаю.

Питер положил микрофон обратно на стол.

После того как Питер выступил, я опять взяла микрофон. Я знала, о чем он говорит — что стал понимать разные штуки про Мистера, которых раньше не понимал. Со мной случилось то же самое.

— Меня тогда Террапт вывел в коридор и, ну… наговорил мне всякого, и я его за это возненавидела. Реально возненавидела. Но он всего лишь правду сказал. А я не хотела ее слышать. В общем, ненавидела и его, и его правду.

Я замолчала, но микрофон не выпустила. Я думала.

— Надеюсь, Террапт проснется и поймет, что я его услышала, — добавила я. — Он мне помог. Хочу, чтоб он про это знал.

Я положила микрофон на стол, и его снова подхватил Питер.

Я решил опять взять микрофон и сказать кое-что еще. Может, если мы будем продолжать говорить о Тере и делиться всякими воспоминаниями, ему легче будет выдержать операцию.

Операция. Операция на мозге. Я поверить не мог, что ему предстоит операция на мозге. И все из-за меня. Все из-за снежка, который я бросил. Я все время возвращался к этому мыслями.

— Помню, как тогда фрисбину швырнул. Тер мне просто сказал пару слов, и все. Помню лужу на полу. Он опять сказал пару слов, и все. Я думал, ничего плохого никогда не случится. И кинул тот снежок. Неважно, что вы теперь говорите, — во всем виноват я. И всегда буду.

Я замолчал, пытаясь справиться со слезами, но микрофона не откладывал. Я еще не закончил.

— Простите, — сказал я и посмотрел на одноклассников. — Простите, вы здесь из-за меня.

Микрофон покатился по столу.

Но мне не успели ответить, потому что вошел новый доктор. На этот раз он направлялся к нам.

Акт 11, действие 3

Дверь в комнату ожидания открылась, и на пороге появился другой доктор. Такой же лимонно-зеленый костюм и шапочка. Лицо этого врача было закрыто маской.

Джеффри снова часто задышал, и мы с мамой снова стали его успокаивать. Я слегка сжала мамину ладонь, а она в ответ сжала мою. Неужели все кончено?

Доктор потянулся к тесемочкам на затылке и развязал маску. Да, он пришел по наши души. Я увидела, как по дороге он сделал тот самый глубокий вдох.

К нам направлялся доктор Уилкинс. Сердце рванулось из груди, как гоночный болид на старте. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будут хорошие новости! — снова и снова твердил я про себя. Мама сжала мое плечо.

Доктор Уилкинс взял стул и подсел к нам.

— Ну что, друзья, — сказал он, — новости у меня хорошие. Мистер Террапт выдержал операцию.

На лицах появились слабые улыбки, и мы облегченно вздохнули. Я взял маму за руку.

— Нам удалось остановить кровотечение, но ваш учитель по-прежнему в коме, — продолжал доктор Уилкинс.

— Почему? — спросила Анна. — Я думала, что, если кровотечение остановить, он проснется. — Ее голос стал тоньше и немного дрожал. — Я думала, для того все и делается.

Анна выразила общее недоумение. Но ответил ей не доктор Уилкинс, заговорил Джеффри.

— Теперь надо будет просто ждать, — сказал он. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. — Хорошо, что кровотечение остановилось, — еще один вдох, — но это не означает, что Террапт непременно проснется. Придется сидеть и ждать, ждать и надеяться.

Опять глубокий вдох. Почему он так волнуется? Прислушиваясь к его прерывистой речи, я вдруг понял, что Джеффри ни разу не был в больнице, зато всегда с интересом выслушивал мои отчеты. Да что с ним такое?

— Все верно, — вступил доктор Уилкинс. — Будем ждать и продолжать надеяться.

— А можно его навестить? — спросил Питер.

— Не сегодня, Питер. Мистер Террапт находится в специальной послеоперационной палате под пристальным наблюдением.

— А почему ему нужно пристальное наблюдение? — еле слышно спросила Анна. — Я думала, у него теперь все нормально.

— После обширных оперативных вмешательств мы тщательно контролируем состояние каждого пациента. Это обычная практика, — пояснил доктор Уилкинс. — В настоящий момент самочувствие мистера Террапта удовлетворительное.