И неожиданно мутные, застывшие за стеклами очков глаза посла загорелись. С его каменного лица слетела маска надменности.

– Нашли?! Невероятно! – лепетал он в растерянности и заглядывал в сумку. – Здесь точно полмиллиона?

– Похоже. Но надобно пересчитать.

– Где? Где они были?

– В машине Байкова. В ящике для инструмента. Он был с двойным дном.

– Как? Неужели Митрофан Тимофеевич? Нет, не может быть! Чтобы он, и убийца? Никогда не поверю! – Хозяин кабинета упал в кресло и потер виски.

– А я этого и не утверждаю, – пожал плечами Ардашев. – Веских оснований против Байкова нет. Но было бы неплохо осмотреть его комнату. Только без вашего разрешения я этого сделать не могу.

– Хорошо, хорошо, это не проблема, но все-таки, Клим Пантелеевич, голубчик, – заговорил он дружеским тоном, – как вам удалось выйти на след денег? Ведь столько времени прошло!

– Поверьте, в этом не было ничего сложного.

– Так вот и поведайте, не сочтите за труд. Вы присаживайтесь, пожалуйста, в ногах правды нет.

– Благодарю. – Статский советник уселся напротив. – Дело в том, что некоторое время назад ко мне на веранду залетел камень с запиской. В ней была всего одна строка: «Если не хочешь, чтобы тебя считали безумцем, не ищи того, чего нельзя найти». Это изречение Кей-Кавуса, персидского философа периода Средневековья. Текст написан не пером, а заостренной палочкой на бумажной полоске. Вы наверняка видели, как пишут персы. Сидит какой-нибудь мирза под деревом прямо на земле, держит на левой ладони ленту бумаги, а в правой у него – деревянная палочка, которую он макает в чернильницу. При таком способе письма обязательно должны остаться дактилоскопические следы. Я проверил бумагу с двух сторон, но отпечатков пальцев не обнаружил.

– Может быть, писали в перчатках? – вымолвил в растерянности посол.

– Возможно. Но тогда выходит, что это дело рук человека, весьма хорошо осведомленного о достаточно новом способе распознавания людей. А в Персии, кроме полицейских, об этом мало кто знает.

– Стало быть, вы склоняетесь к тому, – задумчиво протянул Хворостовец, – что злоумышленник европеец?

– Вероятно, так и есть. – Ардашев посмотрел куда-то в пол и несколько отрешенно выговорил: – Текст, естественно, был написан на фарси… но мое внимание привлек едва заметный масляный след. Я долго не мог догадаться, от чего он. И только позже меня осенило: перчатки, которые надел злоумышленник, носили следы машинного масла, оставшегося от ручки стартера автомобиля. Я это понял в тот момент, когда, купив на рынке совершенно новую пару, случайно выпачкал их, пытаясь завести мотор «Форда».

– Значит, вы подозреваете Байкова?

– Он один из претендентов на злодейство. Не только вам, но и мне не хочется в это верить. В данной ситуации мы должны либо еще более утвердиться в своем предположении, либо, наоборот, навсегда от него избавиться. Именно поэтому надобно как можно скорее произвести обыск в его комнате.

– Что ж, не будем откладывать, – поднимаясь, проговорил тайный советник.

Хворостовец достал из выдвижного ящика стола увесистую связку ключей и вместе с Климом Пантелеевичем направился к двери.

Жилище посольского переводчика располагалось в мезонине. Им оказалось небольшое помещение с низким потолком и минимумом мебели. Обстановка была спартанская: стол, два стула, старый диван с продавленными пружинами, этажерка с двумя десятками книг и двумя толстыми тетрадями, две картины, выполненные акварелью, с изображением мотивов персидской жизни. На первой, висевшей на правой стене от входа, художник-любитель живописал Демовенд на закате. Другая, большая по размеру, запечатлела караван, тянущийся в песчаном море под палящим солнцем. У самого входа лежал хасир[96], чуть дальше – изъеденный молью ковер плохого качества. От близости крыши в комнате стояла невыносимая жара. Словом, обычная обитель драгомана.

Первым в комнату вошел Хворостовец. Он тут же прошагал к окну и распахнул его. Легкий ветерок колыхнул занавески. Дышать стало легче. Но ненадолго. Уличная жара, точно наглый грабитель, лезла через окно и заполняла собой все небольшое пространство. Статский советник между тем внимательно просматривал книги.

– Господи, как же он тут жил? – расстегивая верхнюю пуговицу сорочки, проговорил посол и уселся на стул. – Здесь совершенно нечем дышать!

– Да, жарковато, – согласился Ардашев. Он взял две тетради, какую-то книгу, подошел к столу и выдвинул ящик. На самом дне лежало несколько кусков бумаги, исписанных на фарси. – Хм, любопытно…

– Что-то нашли?

– Вот полюбуйтесь, – протягивая две полоски, проговорил Клим Пантелеевич. – В этих посланиях высказываются угрозы и самые страшные оскорбления («гури-педерет», что означает «оскверню гроб отца твоего», или «педер-сухтэ» – «сын сожженного отца»). Правда, непонятно, кому конкретно они адресуются.

– Ах, эти? – махнул рукой посол. – Их я уже видел. Эти записки мне Байков показывал. Он был уверен, что угрожали ему лично. Драгоман дважды обнаруживал эти послания в автомобиле. Я успокаивал его и объяснял, что магометанские фанатики ненавидят всех христиан без исключения. На всякий случай посоветовал обзавестись пистолетом. Что он позже и сделал.

Иван Яковлевич явно страдал от жары. Она проникала под сорочку и потной струйкой стекала по спине. Он поднялся, прошелся по комнате и вновь стал у окна. Глядя на скучающего под деревом подъесаула, заметил:

– Наш военный агент – полковник Кукота – мало чем отличается от Байкова. Так боится за свою жизнь, что, видно, добился разрешения прикомандировать к нему казачьего офицера. Этот усатый Гулливер уже битый час тут торчит; тоже мучается, бедняга, жарко ему. – Он повернулся к Ардашеву: – Ну что скажете, Клим Пантелеевич, смотал удочки наш дражайший переводчик?

– Я бы сказал – пропал.

– А какая, позвольте спросить, разница?

– Разница принципиальная. Его могли убить.

– Да кому он нужен? Или вы думаете, эти «подметные письма» представляли реальную угрозу?

– Видите ли, если допустить, что именно Байков зарезал Раппа и завладел полумиллионом рублей, то по логике вещей он должен был скрыться с набитой купюрами и золотом вализой, не забыв перед этим замести следы. Оставлять же дневниковые записи, согласитесь, глупо. Но ни того ни другого он не сделал. Поэтому я не могу исключать его убийства. Но и ваша version тоже имеет право на существование: его могли заставить бежать. Но кто? И почему? Этого пока мы не знаем. Но совершенно ясно, что в обоих случаях на арену выходит вероятный сообщник Байкова. Откровенно говоря, хотелось бы надеяться, что второй преступник не является служащим русской миссии.

– Упаси вас Господь, Клим Пантелеевич! Этак и меня в соумышленники записать можно.