– Тебе лучше не знать, с чего, – сказала Элен. – Да, рукой заслоняйся, если тебе спокойнее, но света не зажигай.

Мы прошли метров десять по старому похрустывающему линолеуму, покрывающему пол в первом зале. Судя по движению воздуха – вышли в следующий зал. Здесь под ногами поскрипывал то ли дощатый пол, то ли рассохшийся паркет. Один раз Элен резко дернула меня к себе. Сказала:

– Извини. Там кость с полки высунулась, я не сразу заметила, приложился бы об нее…

– Какая кость?

– Человеческая. Берцовая.

– Что она делает в архиве?

– На ней заклинание выгравировано.

– Какое?

– Никто не знает, язык неизвестен.

– И почему у тебя в архиве такой непорядок? – начиная злиться от разговора, спросил я. – Кости поперек прохода торчат…

– Так она только что высунулась, – пояснила Элен. – Когда мы подходили.

Я удержался от глупого вопроса, шутит ли она. Могла и не шутить.

Дерево под ногами кончилось. Теперь мы шли по каменным плитам. В какой-то момент они стали неровными, будто вспученными. Потом снова выправились.

Потом Элен остановилась и после короткой заминки сказала:

– Обойдем через восьмой зал, пожалуй…

– Ты видела фильм «Сталкер»? – спросил я.

– Тарковского? Нет, конечно. Читала в энциклопедии.

Мы прошли по дереву, снова по камню, потом – по грубо уложенному булыжнику. Я спросил:

– А фильм «Буратино»? Это русская версия «Пиноккио».

Элен засмеялась.

– Ты к чему?

– Ах поле, поле, поле чудес… – немузыкально напел я. – И лиса Алиса с котом Базилио везут Буратино на Поле Чудес. Верхом на ослике. По кругу. Мы прошли уже метров двести – у нас нет таких подвалов.

Элен вздохнула. Включила фонарик, посветила. Лучик, хоть и тусклый, высветил проход между стеллажами метров на десять, дальше все терялось в темноте. Потом она посветила в противоположную сторону – то же самое. Я попытался разглядеть то, что лежит на стеллажах, – но она погасила свет.

– Не по кругу, – сказала Элен. – Напрямую идти – не всегда самый короткий путь, но не по кругу…

Мы шли еще минуты три-четыре. Один раз прошли по луже, где-то рядом капала вода.

– Элен, ну это совсем непорядок, – попытался я укорить ее.

– Да, высохло сильно, – согласилась Киллоран. – Я потом подрегулирую краник…

Я смирился, лишь в последней попытке отстоять свои позиции протянул руку, пытаясь нащупать, что лежит на стеллаже, мимо которого мы проходили. Рука уткнулась во что-то теплое, липкое и, кажется, медленно двигающееся. Я отдернул руку и торопливо вытер о брюки.

Элен обидно засмеялась. Потом сказала:

– Да пришли уже, пришли… Сейчас, Антон…

И она внезапно отпустила мою руку.

– Элен? – спросил я.

Она не ответила. Я бесшумно сдвинулся на шаг в сторону. Очень хотелось зажечь свет. Я решил, что досчитаю до трех и сделаю это.

– Вот и он, – весело сказала Элен. – Теперь можно!

Фонарик в ее руках засветился ярко и чисто, будто переключенный в другой режим. Элен пристроила его на полку, так, чтобы он светил вниз, с улыбкой посмотрела на меня.

– И что ты ожидал увидеть, Великий? Что я превращусь в вампиршу?

– С чего вдруг? – спросил я.

– Ну, для начала – у тебя «серый молебен» полуактивирован, даже я вижу. Пожалуйста, не применяй, а то погубишь массу ценных документов.

– Ты приехала из другой страны, десять лет назад, – сказал я. – Сидишь все время тут, в подвале. На свет носа не кажешь. А уж эта прогулка!

Элен тихо засмеялась.

– Извини, Антон. Но ты что же, всерьез предположил, что вампир может так долго и успешно маскироваться под Светлого? От Гесера? От Ольги? От тебя? А потом завлечь тебя куда-то во тьму на расправу?

– Ничего я не думал! – огрызнулся я. – И руки у тебя холодные!

– Конечно, при такой температуре в помещении. – Элен вздохнула. – Еще раз прошу прощения. Я немного нагнетала, признаю. Считай это профессиональной шуткой. Но тут действительно лучше ходить хитрыми путями и без света.

– И ты извини, я не прав, – признал я, сворачивая полуразвернутое на пальцах заклинание. Готовые уже оборваться ниточки Силы втянулись в кожу. – У меня сейчас не лучший период в жизни.

– Ладно, мир, – согласилась Элен. – Оставим дурацкие шутки. Смотри, вот твой документ…

Стеллаж в этом месте, насколько хватало света и взгляда, был забит фанерными коробками. Некоторые – плоские, некоторые вытянутые наподобие упаковок от дорогого вина. На всех лежали старомодные, но рабочие чары сохранности. На некоторых – незнакомые мне заклинания, разбираться я в них не стал. Стеллаж в этом месте был помечен кодом LT-32, набранным большими медными буквами и цифрами, прикрученными к полке на высоте глаз.

– Список тоже довольно старый, – сказала Элен, доставая и открывая плоскую коробку. – Но уже бумажный… Вроде как ничего магического в нем самом нет. Ты не видишь?

Я посмотрел на плотный толстый бумажный лист в ее руке. Покачал головой. Не глядя сквозь Сумрак, сказать трудно, но я магии не обнаружил.

– Ты знаешь старонемецкий? – спросила Элен.

– Даже просто немецкого не знаю.

– Тогда переведу близко к смыслу. Официальный заверенный перевод будет у тебя к вечеру.

Элен откашлялась, вглядываясь в каллиграфический рукописный шрифт.

– Итак… «В году одна тысяча двести пятнадцатом…» Чем примечателен этот год?

Я подумал.

– Инквизиция?

– Точно. Папский престол, точнее, Иннокентий Третий учредил Инквизицию.

– Ну, это же… – Я пожал плечами. – Несерьезно. Занималась Инквизиция всякой хренью. Старушек-травниц топили, евреев преследовали…

– Джордано Бруно сожгли, Галилея преследовали, – в тон мне продолжила Элен. – Но понимаешь ли, у Инквизиции был потенциал. Вера в ту пору была практически у всех, включая Иных. Светлые в большинстве своем считали, что наделены особым даром Создателем, в то время как Темные – слуги… – она запнулась, – понятно кого. И если бы в Инквизицию пришли настоящие Иные, объединили свой потенциал с силами Церкви…

– Пожалуй, мы бы вынесли Темных, – сказал я. – Начисто.

– Начисто бы не вышло, – сказала Элен. – Рождались бы новые. И казнили бы их.

– Может быть, мир бы стал лучше, – предположил я задумчиво.

– И сейчас бы все люди знали об Иных, вампирах, оборотнях. Завидовали бы Силе, долголетию, знаниям. При случае старались бы вынести и Светлых, пусть даже мы посвятили бы всю жизнь защите людей.