Налура окинула комнату взглядом, от которого не укрылся и зеленый флакончик. Она принесла новой рабыне несколько смен одежды.

— Для работы, — коротко объясняла она. — Для праздников, — продолжала выкладывать. — Для твоего господина.

Последний наряд больше открывал, чем закрывал, но все в этом доме прекрасно понимали, для чего именно отец подарил Рейчару рабыню Сунару.

— Спасибо, — сказала Мира по-монойски.

Налура повела северянку по дому, почти на пальцах объясняя, куда она может заходить, а куда — нет, какие обязанности на ней теперь лежат. Хотя, нужно признать, ее почти ничем не нагружали. Ей требовалось лишь помогать поддерживать чистоту в том крыле, в котором сейчас жил Рейчар. И то, как почудилось Мире, это скорее надуманная работа, потому что в этом огромном доме и без нее хватило слуг и других рабов.

Так потекли дни. Мира загнала глубоко внутрь себя то странное чувство обиды, которое она испытала после разговора с Реем. Еще ничего не известно. Слишком рано говорить о ребенке. Возможно, ей все показалось.

Если не брать в расчет эти невеселые мысли, Мира чувствовала себя почти счастливой. С хозяином дома она больше не виделась, лишь мельком и издалека, слуги и другие рабы относились к ней если не с почтением, то, по крайней мере, весьма дружелюбно. Рей проводил с ней почти все свободное время. Один вечер запомнился особенно. Моноец принес ей браслет. Точно такой же, как она видела у некоторых других рабынь. Он взял ее левое запястье и, дождавшись улыбки, застегнул его.

— Это не просто украшение, — объяснил он. — Это — знак моего доверия к тебе. Отныне ты можешь свободно выходить за стены этого дома, никто не остановит тебя. Ты вольна ходить по городу, где захочешь.

Это должно было обрадовать Миру, но почему-то сердце болезненно сжалось. Клетка стала шире, но в небо все равно не улетишь. И все же она постаралась отогнать эту мысль как можно дальше, обвив его шею руками и целуя в губы. Он делает все от него зависящее, чтобы Мира не чувствовала себя ущемленной. И от этого грудь наполнялась благодарностью. Пусть она несвободна. Но любима. Мира чувствовала, что Рей искренен с ней. Ощущала себя нужной и желанной.

Но все поменялось в один момент.

Иногда Рей пропадал на несколько дней и приезжал уставший. При этом отец встречал его крайне радостно и возбужденно. Мира не слышала их разговоров, но знала, что Удвар очень гордится тем, что его единственный сын вот-вот вступит в такую почетную должность. Однако наедине с ней Рей становился все более мрачным, когда их разговоры касались этой темы. Он не хотел обсуждать ничего, что связано с императором, флотом и монойской армией. Всячески избегал говорить об этом, поэтому женщина не настаивала, стараясь, наоборот, отвлекать его от мрачных мыслей.

В тот вечер она уже не ждала, что он вернется. Легла спать в своей комнатке, легкая дрема захватила ее, когда Мира сквозь сон почувствовала, как сзади к ней прижимается горячее твердое тело. Знакомый аромат окружил ее.

— Я очень соскучился, — прошептал Рей в самое ухо.

От его дыхания на коже Мира тихо застонала, чувствуя, как внизу живота разливается приятное тепло. Так она неизменно реагировала на его близость.

— И я, — повернулась к нему, хотя сделать это на столь узкой кровати получилось не так-то легко. — Очень, очень, очень, — каждое слово она сопровождала поцелуем.

Он улыбнулся, но улыбка не дошла до глаз. В свете ярких звезд и луны он казался очень уставшим и даже каким-то постаревшим.

— Трудный день, любимый? — провела она кончиками пальцев по его лицу.

Он покачал головой, уходя от ответа.

— Давай не будем сейчас об этом, — попросил он и начал опускаться вниз, целуя ее в шею. Сполз уже до груди, приподнял рубаху, в которой Мира легла спать, и зарылся лицом в нежную плоть. Долго ластился, целовал, играл с мягкими холмиками.

— Твоя грудь стала больше, — промурлыкал он как довольный кот.

Мира напряглась. Он почувствовал это и чуть отстранился от нее.

— Что такое, милая?

Мира смотрела в его черные глаза, чуть поблескивающие в бледном звездном свете, и не знала, как сказать. Оттягивала этот момент уже несколько дней. С тех пор, как убедилась в своих предположениях сама, понимая, что это все поменяет. Но скрывать больше не имело смысла. Скоро начнет расти не только грудь. И тогда ее положение всем станет очевидно.

Она мягко его отстранила и села.

— Я ношу твое дитя, Рей, — с колотящимся сердцем призналась.

Он замер. Взгляд потух. На нее смотрела вырезанная из дерева маска. Мира уже несколько раз видела его таким и не знала, как подступиться к нему, когда он вот так закрывался, уходил в свой панцирь, как улитка.

— Рей… — она попыталась взять его за руку, но та лежала как неживая.

Он опустил ноги на пол и сел. Шло время, но мужчина не двигался, глядя в темную пустоту.

— Один раз, Мира. Всего один раз. Как такое могло получиться? — вдруг подал голос он.

От того, что она услышала в его тоне, слезы снова подступили к самому горлу, но она старательно их подавляла. Уж лучше злость или раздражение, чем такое беспомощное состояние.

— Представь, такое может случиться, — сказала она, прячась за язвительный тон.

Он подхватился, будто она окатила его ведром ледяной воды, и принялся нарезать круги по комнате, что-то тихо бормоча себе под нос.

— Рей! — не выдержала Мира и, подойдя к нему, остановила, взяла за плечи, заглянула в глаза. — Успокойся. Что тебя так тревожит?

— Мне нужно подумать, — сухо бросил он, высвобождаясь из ее рук.

— О чем? — начала закипать Мира. — Что лучше бы его не было?

— Да! Мира, да. Лучше бы этому ребенку не увидеть свет!

Он развернулся и вышел, хлопнув дверью.

Она еще несколько мгновений таращилась в пустоту, а потом кинулась в отхожее место для слуг. Ее вывернуло. Рыдания накатили внезапно. Захлестнули волной. Она даже не смогла добраться обратно в свою комнату, так и сползла по стене рядом с огромным чаном, откуда рабы черпали воду для умывания и омовения. Мира едва могла дышать: что-то стискивало ей горло, не давая воздуху проходить в грудь. В какой-то момент она даже испугалась, что задохнется прямо здесь, на этой разноцветной глазированной плитке.

В дверях возникла Налура. Видя, в каком состоянии северянка, она смочила какую-то чистую тряпицу и принялась вытирать ею лицо Миры. Прохлада немного привела ее в чувство. Рабыня помогла северянке умыться, как следует, и прополоскать рот. А потом, аккуратно и даже нежно поддерживая ее под руку, подсобила добраться до комнаты и уложила на кровать, гладя по волосам, как маленькую девочку. За все время она не сказала ни слова, и женщина чувствовала огромную благодарность. Когда-то Рей предупреждал, что Налура коварна, но сейчас Мире было все равно, она единственная находилась рядом и молча помогла справиться со своими чувствами.