Он опомнился от лошадиного ржания за спиной. Оглянулся. Несколько всадников, французов, теснили англичан, хотя тех было больше. Французские рыцари уже не верили, что их армия победит, что сами они живыми и здоровыми возвратятся в лагерь. Круша мечами и боевыми молотами черепа противников, они знали, что сегодня, уже скоро, погибнут на этом поле. И эта уверенность давала им непобедимую силу. Увидев эту картину, молодой герцог нашел в себе силы улыбнуться. Он был одним из этих героев. Ему тоже оставалось жить считанные минуты. Он взглянул на кончик стрелы, целившейся в него, и вдруг увидел, что она ползет вверх и в сторону. Лучник нашел себе более достойную мишень — одного из конных рыцарей-французов, что сейчас старались забрать с собой как можно больше англичан.

— Сюда, — наполняясь гневом, хрипло прошептал он в сторону лучника, — сюда!..

Но тот не слышал его: виллан старался не промахнуться — сразить одного из отчаянно бившихся французов, не попасть в своего. Карла Орлеанского покачивало. Да как смеет этот крестьянин пренебрегать им — принцем королевской крови? Как смеет он мешать битве рыцарей? Их героизму? Их презрению к смерти?..

Карл Орлеанский хотел было переложить меч в левую руку, но та не слушалась его; тогда он зло воткнул меч перед собой — лезвие вошло в тело убитого англичанина, и оперся о рукоять. Ему нужно было передохнуть. Он делал все медленно, тяжело, точно в полусне. А за его спиной сцепившиеся англичане и французы, закованные в доспехи, всей громадой двигались в его сторону. Что было силы мучая лошадей, заставляя увертываться от оружия противника, они двумя противоборствующими волнами накатывали друг на друга, отступали, теряя товарищей, и вновь, тут же затаптывая убитых и раненых, бросались в атаку. Молодой герцог взглянул на лучника — в этот самый момент англичанин и сам уставился на него. Но лучника и разрезавшие пространство за ним конные отряды, бьющихся пеших уже проглатывала бездна. В глазах герцога темнело. Он крепче ухватился за меч, но все же нашел в себе силы выдернуть его из мертвой плоти. Что было дальше, он так и не узнал. Над ним истошно заржала лошадь, а затем что-то тяжелое и громоздкое накрыло его, уже теряющего сознание, с головой…

Генрих Пятый скакал вдоль рядов дерущихся англичан и французов. Англичане брали верх, но их расторопность снижала алчность. В общей свалке опрокинув очередного рыцаря в богатом доспехе крюком или скрутив раненого рыцаря, подбитого стрелой, зажатого собственной лошадью, тоже раненной или убитой, они волокли его за палисад. Такой рыцарь уже превращался в товар. Иногда тащили и тяжело раненных, истекавших кровью, обезображенных, уже не жильцов, вместо того чтобы добить их тут же и дальше броситься в бой. Некоторые, самые жадные, сами становились жертвами — их сминали и закалывали разрозненные и малочисленные отряды французов, редевшие с каждой минутой, но ожесточенно отбивавшиеся от наседавших англичан.

Тысячи людей копошились на поле — вдоль английского палисада, местами разломанного, где-то уцелевшего, в грудах оружия и море стрел, в грязи и крови, под мелким дождем, идущим на убыль. Взлетали топоры и мечи, луки были втоптаны в разбухшую от дождя землю. А по полю, в их сторону, уже двигалась вторая волна французского войска. Но лучники не видели ее, они были заняты своим товаром, доставшимся им так легко в этот осенний день!

Бросив свиту, Генрих пришпорил коня и помчался вдоль рядов ополоумевших от легкой добычи лучников, копейщиков и спешенных рыцарей, не видевших приближавшейся опасности. Точно пламя, бился за его спиной пурпурно-алый плащ.

— Французы наступают! — ревел английский король. — Не щадите рыцарей! Не думайте о выкупах! Дробите им черепа! Убивайте под ними лошадей и не давайте подняться! Режьте их как свиней! Всех до единого! Французы уже близко! Беритесь за луки, черт вас раздери!

Король промчался мимо рыжебородого Джека, едва не сбив того с ног. Но лучник услышал обрывки последних фраз и теперь, оставив своего пленника лежать в грязи, тянул голову вверх, пытаясь разглядеть за спинами своих же ратников, за мечущимися лошадьми французов, за мельканием алебард, мечей и копий движение на поле. А темная полоса пеших французов и впрямь приближалась. Солдаты противника, взбивая грязь, уже перешли на бег. Они торопились что было силы: на глазах второй линии войска вырезали первую, а также лучших рыцарей Франции, раненых, сбитых с лошадей, покалеченных во время неудачного наступления.

Рыжебородый Джек взглянул на своего пленника.

— Жаль с таким добром расставаться! — бормотал он, вытаскивая широкий нож из-за пояса. — Ох, как жалко! Богатый мне попался пленник, ох, богатый!

— Я герцог Барский! — хрипло проговорил тот. — Я родственник французского короля! Скажи об этом своему командиру, англичанин! Моя семья заплатит тебе столько, сколько ты захочешь!..

Глаза рыцаря были широко открыты. Тяжело раненный, он едва мог пошевелиться. Три стрелы пробили ему оба плеча. Еще одна вошла в локоть и вышла снаружи. Колено рыжебородого Джека прижимало рыцаря к земле, вдавливало в грязь.

— Англичанин, ты станешь богатым! Я не хочу погибнуть так…

Рыжебородый Джек уже держал широкий нож над поверженным французским рыцарем. Английские лучники, простые крестьяне, боялись ослушаться своего короля. Генрих мог и вельможу не пожалеть, а виллана — и тем паче. Не успел он оттащить его к палаткам, сам виноват. Даже злость разобрала английского лучника, что все сложилось так. А вот оттащил бы к палаткам, и резать бы не пришлось!

— Хотите, милорд, не хотите, а наше дело — слушать короля! — глядя в глаза раненому рыцарю, зло усмехнулся он. — Небось, душу Богу отдавать не хочется, а француз?

— Я прошу тебя, — умолял его молодой воин. — Я не сбегу, слово рыцаря. Я останусь тут, на этом поле. Я дождусь тебя…

— Верно, никуда не сбежишь, — занося нож, еще более зло огрызнулся рыжебородый Джек, — тут и останешься. Только вот я не вернусь!

— Прошу, англичанин! — выкрикнул француз, но это были его последние слова.

Рыжебородый Джек, на выдохе, ударил широким лезвием точно в шею воина — под самый подбородок, где не было брони; кровь из артерии брызнула вверх, окатив лицо лучника; рыцарь захрипел, забился в конвульсиях, насколько ему позволяли доспехи и полученные в бою раны. Но рыжебородый Джек только утерся широкой конопатой ладонью и рассмеялся.

— Как свинью! Как свинью подрезал. — Он оглянулся на палисад. — Где ж мне теперь лук мой искать? Вот незадача…

Умерщвляя и бросая добычу, какой бы дорогой она ни была, лучники и ратники отступали за палисад, за те участки, где он еще сохранился. Вторая волна французской пехоты была уже в пятидесяти шагах. Лучники подбирали оружие, свое ли, чужое — неважно, пробовали тетиву, лихорадочно собирали стрелы.

А французы уже шагали по трупам своих соотечественников, которых свалил первый град английских стрел; пересекали это страшное кладбище, еще местами живое, где убитые и раненые лошади, поверженные рыцари и простые ратники представляли собой горы окровавленного мяса, иссеченного и порубленного металла.