Тучи стрел, недавно падающие одна за другой на медленно тающее войско коннетабля, вдруг прекратились. Точно у английских лучников закончились стрелы. Войско коннетабля и частокол англичан разделяло не более семидесяти шагов. Коннетабль понял: стрелы больше не будут градом падать с неба. Теперь их полет станет другим…

— Мы атакуем! — привстав на стременах, выкрикнул коннетабль. — Солдаты, бегом! Смерть англичанам! Да здравствует Франция!

Опустив забрало, он пустил коня легкой рысью, вылетая вперед. Все, что теперь он мог сделать, это подать пример своему войску. Тактика в сложившейся ситуации потеряла какой-либо смысл. От нее не осталось и следа. Впереди их ждала рубка. Английские стрелы, коридоры в частоколе и рубка.

Рыцари свиты коннетабля последовали его примеру — они тоже опускали забрала и вырывались вперед. Было бы признаком трусости закрыть лицо прежде, чем это сделает их командир, которого они уважали и которому верили. Особенно теперь, когда его правота становилась все более очевидной. Теперь уже ни для одного рыцаря не было тайной, что на тяжелую конницу, с таким пылом рванувшую к неприятелю на флангах, надежды было мало. Атака конницы захлебнулась так быстро, как захлебывается новорожденный щенок, которого бросают в корыто с водой. Теперь задачей первых баронов Франции, их вельмож и многочисленных рыцарей всех рангов было не сломить противника, не опрокинуть его, а, скорее, погибнуть с честью. Потому что из той мясорубки, которая шла сейчас по обе стороны разбухшего от дождя поля, гордым и самолюбивым французам исхода не было. А спасти жизнь бегством вряд ли бы решился хотя бы один рыцарь!

Тяжело дыша, пешие воины старались не отставать от своего командующего. «Смерть англичанам!» — кипели нападающие, выглядывая проходы в палисаде, чтобы были пошире. Уже некоторые арбалетчики пристраивали на плечо свое тяжелое оружие. Уже выставляли вперед длинные пики копейщики, которым нужно было подойти вплотную к частоколу и метко поразить в лицо и плечи спрятавшегося противника, уже закрывались щитами спешенные рыцари, держа в отведенной руке длинный меч, боевой топор с длинной рукоятью или палицу.

— Живее! Живее! — что есть мочи выкрикивали капитаны по всей линии, подбадривая своих солдат. — Смерть англичанам!

«Смерть англичанам!» — гудело войско.

…Все, что оставалось французам, это пройти еще пятьдесят, сорок, тридцать шагов…

— Ближе повозки! — ревели английские командиры авангарда, в обязанность которых вменялось снабжать лучников очень быстро тающими запасами стрел, которые с разницей в несколько секунд взмывали в дождливое небо. — Ближе повозки! Разгружайте живее, дьявол вас раздери! Живее!! Французы уже близко!

Хлысты били по спинам лошадей и мулов, запряженных в телеги, подгоняя животных как можно ближе к передовой. Повозки были укрыты отрезами грубого холста, пропитанного жиром и смолой, чтобы не промокнуть. Другие лучники уже срывали эти холстины, под которыми оказывались связки стрел — десятки тысяч, увязанных в ершистые снопы. Они тут же резали веревки, и пока одни держали под прицелом уже подступившее к самому частоколу французское войско, другие, ухватив стрел, сколько возьмет рука, втыкали их десятками перед лучниками. Тем оставалось, почти наугад, вырывать их из земли, прилаживать к тетиве и, целясь так, как целится орел, парящий в небесах, к бегущему по полю зайцу — сердцем, печенками, всеми потрохами, посылать одну стрелу за другой.

— Смотри, как бегут-то! — шептал обоим товарищам Вилли-Нос. — Уже и лица видать! Вон как оскалились-то! А эти-то, рыцари, впереди, страх! Ох уж я не пропущу вон того, что впереди! Он, видать, их командир! Ох не пропущу!

— Я тоже его приметил! — отвечал рыжебородый Джек. — А ты, Джон?

— Мой он, мой! — зло отвечал их рябой товарищ.

Уже было слышно, как хлюпают тысячи ног. Несколько стрел ударили в палисад. Один из лучников, стоявший недалеко от трех товарищей, охнув, схватился за лицо — стрела из арбалета, ударив ему в лоб, отбросила стрелка назад. Конный отряд, под мелким дождем, угрожая копьями и мечами, вырвался вперед и теперь стремительно приближался к палисаду.

Рыжебородый Джек уже натягивал тетиву:

— Не могу я больше ждать, не могу!!

— Джек, Джек, еще не время! — кричал рыжебородому товарищу конопатый Вилли-Нос. — Джон, скажи ему! Надо ждать! Не трать силы! Тридцать шагов! Надо ждать!

— Идите вы оба к дьяволу! — огрызнулся Джон. — Что б вас разорвало…

Через дождь, шаг за шагом, на них шла громада французского войска. Она надвигалась — конные рыцари, пешие; копья, торчавшие вперед, как жала, нацеленные арбалеты, вздыбленные топоры и мечи…

— Лучники! — скомандовал английский офицер. — Бей французов!!

— А я ему в самое сердце, в самое сердце! — шептал Вилли-Нос. — Только бы открылся!

Злость, гнев и ярость звериного накала одолели Карла д, Альбре, когда он увидел эти рыжебородые рыла, высунувшиеся из-за частокола. Тупые конопатые рыла. Их была тьма. Не счесть. Точно все английские крестьяне, эти лучники, были согнаны сюда, под Азенкур, их чертовым королем! Назло ему, Карлу д, Альбре, всему его войску, лучшим рыцарям, всей Франции…

Круглые луки, как морские волны, идущие к горизонту, выросли впереди, совсем рядом. Их было не счесть. И в каждом таилась смерть. Такая же хитроумная, жестокая и неумолимая, какая одолела рыцарей, нападавших на англичан с флангов. Карл д, Альбре понял это с такой поразительной ясностью, когда увидел лицо одного из лучников — круглое, рыжее, по-детски конопатое. Этот лучник смотрел на него так, точно он, знатный французский дворянин, испытанный воин, командир армии, был всего лишь диким кабаном, разъяренным, встретившимся этому стрелку на пути. Его бы, крестьянина, изрубить на куски, как теленка, но не тут-то было — их разделяли тридцать шагов, которые еще нужно было пролететь, преодолеть, оставить позади…

Пение стрел на этот раз было особенно дерзким, явным, пронзительно-острым, свирепым. Точно яростная волна прибоя, с шумом налетающая на берег, ударила в нападающих волна из тысяч английских стрел.

Карл д, Альбре почувствовал, как его качнуло назад — эта волна словно окатила его с головы до ног, оглушила, обожгла, сковала члены.

Его конь еще нес его вперед, но нес уже мертвый, загребая ногами: десятка полтора стрел, ударив в упор и пробив броню, изрешетили животное. Еще Карл д, Альбре увидел с десяток стрел, пробивших его щит, а вместе с ним и руку, и вонзившихся в его панцирь. Все тело нестерпимо жгло. Он только мельком увидел, как рыцарь де Вернуа и многие другие из его свиты, сплошь покрытые стрелами, вместе с лошадьми падали в грязь. Первая волна пущенных стрел в упор сразила всю его свиту — не оставила в живых ни одного бойца. Уже мертвые, сминая друг друга, они катились вперед. Все превратилось в кашу. Стрелы торчали из их забрал, откуда била кровь, из стальных панцирей, щитов, поножей. И отовсюду торчали гусиные перья. Они облепили его рыцарей и пеших воинов, падающих тут же, рядом, белыми облаками. Ему показалось, еще немного, и рыцари его загогочут и полетят вверх, прямо в полное дождя небо. Но летели они в грязь. Карл д, Альбре рванул руку со щитом в сторону, поломав сразу несколько стрел, застрявших в его броне и груди, но тут же новая волна, не менее дерзкая и свирепая, ударила вновь. И вновь огонь лизнул его по всей груди — теперь он и сам превратился в оперенное облако, в гуся, в птицу, готовую вот-вот вспорхнуть и полететь через дождь — вверх…