Он поднялся и подошел к ней. В этот день она не была застегнута на все пуговицы и наконец изменила своей обычной приверженности стоячим воротничкам: он видел ее шею и даже верхнюю часть груди, хотя платье закрывало – увы! – то самое место, где начинали проступать нежные округлости. Ее волосы цветом напоминали мед, отдельные золотистые пряди, выбившись из небрежно заколотого узла на макушке, падали по бокам от лица.

– Вы очень красивы, – совершенно искренне признался Броуди и был вознагражден чудесным персиковым румянцем, окрасившим ее щеки.

И вдруг Анна ахнула, вся кровь отхлынула от ее лица. Броуди нахмурился и подошел поближе. Она вскинула руку, словно защищаясь, и попятилась назад.

– Что на вас надето? – спросила она потрясенным шепотом.

Броуди с недоумением оглядел свой новый костюм. О’Данн принес его этим утром. Костюм сидел почти идеально и выглядел неплохо, как ему показалось. Строгий, добротный костюм коричневого цвета – настоящий костюм, достойный джентльмена, как сказал бы автор учебника по этикету. Броуди даже проверил, застегнута ли у него ширинка. Все было в порядке.

– А в чем дело? Может, он слишком мрачный? А если попробовать другой шейный платок…

– Это костюм Николаса!

Чувствуя себя глубоко униженной, Анна ощутила на щеках обжигающие слезы.

– Будьте вы прокляты! – проговорила она, задыхаясь, и выбежала из комнаты.

Ничего не видя из-за слез, Анна слепо направилась по коридору к парадному входу. У себя за спиной она услыхала, как Броуди что-то тихо сказал Билли Флауэрсу, потом сзади раздались его шаги. Она ускорила шаг, но он нагнал ее в дверях.

Его широкая ладонь накрыла ее пальцы, когда она уже взялась за ручку двери. Он возвышался над ней в полутемном холле, как сказочный великан.

– Ник умер, – проговорил Броуди хриплым от волнения голосом. – Я тоже его любил и хотел бы, чтобы он был здесь вместо меня. Но его больше нет.

Свободной рукой он крепко схватил ее за плечо и заставил повернуться к себе лицом.

– Зато я здесь. Я, Джон Броуди. Я не его отражение в зеркале. Я человек.

Броуди почувствовал, как она дрожит в его железном захвате, и быстро разжал пальцы. Когда она отшатнулась от него, он рывком распахнул дверь и вышел на залитый полуденным солнцем двор.

Анна выждала полных десять секунд перед тем, как последовать за ним. Быстро шагая своими длинными ногами, он успел отойти так далеко, что почти скрылся из виду.

– Мистер Броуди! – позвала она. – Мистер Броуди!

Он оглянулся через плечо и увидел, как Анна спешит за ним, придерживая юбки. Каблуки мешали ей на усыпанной крупным гравием аллее. Она опять окликнула его и попросила остановиться. Он неохотно повиновался.

Анна продолжала бежать, опасаясь, что он все-таки повернется и уйдет. К тому времени, как ей удалось его нагнать, она совершенно запыхалась.

Ей пришлось отдышаться, чтобы заговорить. Она прижала руку к сердцу, даже не подозревая, какое соблазнительное зрелище открывается жадному взору Броуди: выбившиеся из узла на макушке и рассыпавшиеся по плечам волосы, мелкие бисеринки пота на лбу, бурно вздымающаяся и опадающая грудь.

– Мистер Броуди, – заговорила она, справившись наконец с дыханием и глядя ему прямо в глаза со своей всегдашней серьезностью, – я прошу у вас прощения! То, что я сказала… Извините меня, прошу вас. Это было нехорошо и несправедливо.

– Ничего страшного, – тотчас же отозвался он. – Я уже забыл.

Анна вспомнила, как он уже однажды простил ее за то, что она назвала его лжецом.

– Поймите, мне все еще очень трудно поверить, что Ник действительно умер, – объяснила Анна, запинаясь, но чувствуя, что настал час честно признаться во всем. – А этот костюм… Николас надел его в тот день, когда просил моей руки.

К горлу подступили слезы, но на этот раз она не заплакала.

– Это было глупо с моей стороны – говорить такие вещи. Я сказала, не подумав.

Теперь уже самому Броуди захотелось извиниться перед ней. Он бережно взял ее под руку и повел по неровной аллее к рощице лавровых деревьев в дальнем конце парка. Напряжение постепенно оставило Анну, и вскоре она совсем успокоилась. Оба хранили молчание, пока не уселись на разных концах низкой каменной скамьи под деревьями на безопасном расстоянии друг от друга.

Потом Броуди спросил напрямик:

– Как долго вы были знакомы с Ником?

– Восемь лет.

– Ну и каков он был?

Что за странный вопрос! Анна отвечала, насколько могла правдиво, остро ощущая мрачную иронию ситуации, а возможно, и боль, которую он должен был испытывать: ведь она знала его брата лучше, чем он сам.

– Он был красив, – начала она, но тут же покраснела и опустила взгляд. – Он был сильный. Честолюбивый. Полный решимости добиться успеха.

– Он нравился окружающим? У него были друзья?

– Да, – ответила Анна после секундного замешательства, – у него были друзья. Не то чтобы он нравился всем, кто с ним работал, но, мне кажется, это можно понять. В конце концов, он был их начальником, а такая должность не располагает к особым симпатиям. Одно могу сказать с уверенностью: все его уважали.

Броуди вспомнил хорошо одетого, благополучного на вид господина, который отвернулся от него в ливерпульских доках год назад. Ему нетрудно было представить, что такой человек не вызывает к себе «особых симпатий».

– А почему вы его любили? – спросил он через минуту.

Даже не задумываясь о том, насколько это неподобающий вопрос, Анна сказала правду:

– Мне кажется, я влюбилась в него в ту самую минуту, как впервые увидела. Он был новым помощником моего отца. Мы встретились в отцовском рабочем кабинете в Ливерпуле, когда мне было шестнадцать лет, и я… слова не могла вымолвить. Да и потом, в течение многих лет я ни о чем не могла с ним разговаривать, кроме кораблестроения.

Как зачарованный, Броуди следил за ее ртом: уголки губ у нее опускались совсем чуть-чуть, когда она улыбалась, придавая лицу доброе, немного печальное выражение. Да, у нее была двойственная улыбка – теплая, но хрупкая, милая, но сдержанная, неуловимо грустная.

– Почему? – спросил он тихо.

– Потому что я всегда чувствовала себя неуклюжей, как подросток, и глупой. И некрасивой. А он был такой очаровательный, такой обаятельный и умный… И он был очень добр ко мне, хотя, конечно, понятия не имел, что я чувствую.

– А что было потом?

– Потом… Год назад мой брат погиб при падении с лошади. Это случилось в Линкольншире, в поместье его невесты.

– Вы были близки с братом? – спросил Броуди, когда она замешкалась.

– Я любила его, но… нет, мы не были очень близки. Он был на десять лет старше и видел во мне… ну, словом, маленькую дурочку, вечно путающуюся под ногами. На мою заинтересованность в делах компании и он, и мой отец смотрели… – Анна опять задумалась, тщательно подбирая слова, – с известной долей снисхождения.