К моему удивлению, во второй раз дело пошло намного быстрее. Кокон, словно поняв, что я не собираюсь отбирать поглощенные предметы, позволил подвинуть коробочку на поверхность и точно так же не отпустил ее окончательно.

Ну и пусть. Раз накопители на месте и можно их доставать, не стоит пока волноваться об остальном. Торопливо вернув на место иллюзию, я принялся одеваться, тихо усмехаясь непреложному факту. Как ни крути, а Ганику снова повезло. Рубашки и куртки стали мне тесноваты в плечах и груди, придется покупать новые.

– Вот мясо, – заторопилась Мэлин, едва я подошел к валуну, служившему им столом, и подвинула мне огромную порцию.

– А вы хорошо поели? Ганик? Ты наелся? Ешьте хорошенько, а то следующий привал не скоро.

– Ахна говорит, нужно ночевать как доедем до птичьего ущелья, дальше, за мостом, тропа хуже и ночью там не ездят, – сообщила бастарда, а парнишка только презрительно скривился.

Похоже, погорянка его не впечатлила. Зря он так поступает, мелкая нечисть обидчивая и не мстит только тем, кто ее сильнее.

– А дорожка, что вправо от моста ведет, разве не лучше? – приветливо улыбнулся я маленькой старушке в ушастом чепчике и пестром платьице, сидевшей на краю импровизированного стола, и подвинул к ней мясо. – Ешь, свежее.

– Ей каша понравилась, – словно невзначай буркнула Мэлин.

– Так отдай, они огонь не разводят, а кашу любят. Жаль, у нас хлеба нет, но в следующий раз буду ехать, привезу.

Тут неважно, буду ли я когда-нибудь ехать, главное сказать, что жалеешь, что не можешь угостить.

– В мешке немного сухариков осталось, – вспомнила девчонка, и я ухмыльнулся про себя.

Наверняка она не сейчас про них вспомнила, просто проверяет, в курсе ли я, как угощать мелкоту.

– Все собери и отдай, – строго приказал я. – Погорянка к нам с открытым лицом вышла, нужно ценить.

– Ночуй в птичьем ущелье, – бдительно следя глазками-смородинками, как Мэлин выгребает сухари, пискнула Ахна. И вдруг, сторожко оглянувшись, еле слышно добавила: – Камень дам. Положишь в птичьем ущелье под кустиком. И не верь, не верь никому!

Последние слова она крикнула уже в полный голос, подхватила завернутые в полотняную салфетку сухари, обернулась ежихой и шмыгнула прочь.

Ганик пренебрежительно фыркнул, и пришлось показать ему кулак. От такого несвойственного мне метода воспитания глаза у мальчишки стали круглыми и возмущенными, а Мэлин довольно хихикнула. Видимо, был уже у них спор, на чью сторону я стану. Придется прочесть парню лекцию, благо нам можно пока не торопиться.

Мы не спеша поели, выпили чаю, который я вскипятил в котелке еще одной молнией, собрались и привели коней, гуляющих вдоль бегущей по ущелью речки, а погорянки все не было. Ганик посматривал на нас подозрительно, но мы терпеливо ждали. Не знаю, как определяла нахождение нечисти ведьмочка, лично я еще у кустов бросил следилку, и сейчас прекрасно чувствовал, как нечисть потихоньку приближается к нам.

– Вот он, – выкатился наконец мне под ноги круглый булыжник, и я едко фыркнул.

Шутница, однако, эта Ахна! Под видом подарка решила избавиться от тролленка. Впрочем, мне не жаль, он наверняка подъедает ее запасы. Подхватив камень воздушной петлей, я обернул его защитой и кивнул Мэлин, державшей наготове мешок. Тролленок мгновенно оказался в ловушке, и я, перехватив горловину, завязал мешок заклинанием. Все, теперь он не шевельнется, пока не выпустим. В темноте тролли мгновенно засыпают.

– Ловко, – обрадованно похвалила мелочь и, поняв, что нас провести не удалось, пригорюнилась. – Нет у меня ничего… дать на прощанье.

– Совет дала, это самое ценное, – улыбнулся я. – Не сердись, если чем обидели, не поминай лихом.

– Ладно. – Трава бесшумно сомкнулась над тем местом, где только что стояла нечисть.

Мы молча сели на коней и с полчаса ехали не разговаривая. Лишь перебравшись на другую сторону реки, я придержал коня, чтоб оказаться рядом с Гаником.

– Ганик, ты в городе родился? – вежливо спросил слугу.

– На окраине, вы же знаете.

– Как, по-твоему, смешно смотреть на селян из дальних деревень, когда они приезжают в город и ходят по улицам, открыв рот?

– Ага, – хихикнул парнишка.

Мэлин засмеялась.

– А теперь вспомни, как меня осенью звали в деревеньку, чтобы стога на зиму защитить. Не помнишь, над кем смеялись деревенские дети?

– Ну, маглор же Иридос! Откуда я мог знать, что это корова, а не бык, если у ней рога – во! И морда такая злобная!

– А откуда знать деревенским жителям, что такое фонтан и зачем домам колонны и балконы?

– Ну, неоткуда… А чего это вы про них вспомнили?

– Хотел спросить, как часто ты путешествуешь по горам и лесам и встречаешь нечисть?

– Никогда не это… не встречаю.

– А если не встречаешь, то почему во весь голос споришь с теми, кто знает, как с ними разговаривать? Вот если бы Ахна тебя не простила, ты бы уже валялся где-нибудь под кустом со сломанной ногой, погорянке коню ноги спутать ничего не стоит. Ты знаешь, над кем не смеются нигде – ни в городе, ни в селе? Нет, не над тем, кто всех сильнее. Над внимательными. Если не понял, объясню еще раз: следи, как и с кем разговариваю я и Мэлин. Она о нечисти намного больше тебя знает, раз с бабушкой жила.

До самого птичьего ущелья, куда мы прибыли на закате, Ганик хмуро молчал, но я не торопился с ним заговаривать. У меня возникло в голове несколько планов, как избежать встречи с врагами или хотя бы ускользнуть из этих опасных мест, и я старательно их обдумывал, попутно не забывая тренировать умение вызывать на поверхность кожи свои артефакты.

Птичье ущелье оказалось мирной на вид долинкой, заросшей старой дубовой рощей, через нее вилась вглубь тропка. Мы сразу словно въехали из румяного заката в поздний вечер, едва направили коней под огромные тенистые деревья.

Щелястая хижина, сложенная из обрубков кривых ветвей была когда-то обмазана глиной и укрыта дерном, но со временем обветшала и не вызывала никакого желания даже заходить в нее. Поэтому я решил, что ночевать мы будем под открытым небом. Тем более уже который день стояла ясная погода и почва достаточно просохла. Но на всякий случай мы отъехали от хижины подальше, мало ли кто еще надумает сюда свернуть, и минут через пятнадцать наткнулись на старый одинокий дуб. Следы кострищ говорили, что мы далеко не первые оценили так удачно стоявшее дерево, а охапки соломы и сложенные под деревом дрова подтвердили, что это были мирные люди. Бандиты растопку аккуратной кучкой не оставляют.

Расседлав коней, мы отпустили их свободно гулять, мои маячки никогда не дадут животным потеряться. Пока Ганик с Мэлин наливали котелок и разводили под ним костер, я охотился. Насколько я понял по карте, завтра у нас не будет возможности заниматься заготовкой мяса, на перевале нет ни леса, ни дичи.