– Потом мы тебя сняли с коня и затащили в избушку, – тихо вздохнула она, и я стиснул зубы, осознав, что пришлось им не так уж легко, – а затем привязали. Ты первый день во сне рычал… извини.

– Сколько дней прошло? – дошли мы наконец до моего первоначального вопроса.

– Три… – почти прошептала она и снова всхлипнула.

Скверно. Ох как же все это дрянно. И то, что мои подопечные эти три дня были без присмотра и без охраны, и то, что мы слишком задержались на одном месте. Но хуже всего было то, что я не имел в эти дни никакой возможности распутать проклятие, и оно проросло, спуталось с остатками заклинаний щитов и сторожек, и преобразовалось в нечто абсолютно неопределимое и неузнаваемое.

– А почему темно? – помолчав, с напускной небрежностью осведомился я.

– Мы тебя занавесили. Мантиями… Чтоб ты не испугался, – с запинкой выдала воспитанница и истерично хихикнула.

– Открывайте.

– Сейчас, – пообещала Мэлин и послышались удаляющиеся шаги.

– И куда она?

– Я сам открою, – с непонятной интонацией проворчал Ганик, шурша какими-то щепками, и вдруг стало светло.

Так светло, что я даже прищурился – оказывается, сейчас в разгаре ясный, почти летний день.

Ганик тяжко вздохнул и продолжал копаться возле меня. Что-то перекладывал, ронял, потом, сопя от натуги, распутывал ремешки, очень сообразительно привязанные к лавке за застегнутые на запястьях моих рук ремни от моего же саквояжа.

– Все, – наконец объявил он обреченно и отступил в сторону.

Я лишь исподтишка усмехнулся, да он, оказывается, неимоверно смелый парень, мой слуга. Хотя сейчас и очень трусит. Но ведь в этом и состоит настоящая отвага, преодолеть в себе звериную глупость и поверить логике, интуиции и невесть каким еще подсказкам разума.

– Не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю, – постепенно приоткрывая ресницы, проворчал я и наконец решился перевести взгляд с закопченных стен древней бревенчатой избушки на собственное тело.

Святая пентаграмма, а это еще что такое! – невольно вырвался пораженный вздох, когда первыми в поле зрения попали руки. Едва с запястий сняли ремни, я поспешил подтянуть их к груди, и теперь изучал со все растущим изумлением.

По моим самым мрачным предположениям, увидеть я должен был вылезающую из-под рукавов рубашки серую шерсть, самое сильное заклинание, на которое способен оборотень. Но не увидел ни шерсти, ни самой рубашки. Руки покрывала ничем не прикрытая гладкая кожа цвета темной бронзы, чуть отливавшая на сгибах краснотой. Хотя при более пристальном рассмотрении я начал понимать, что слегка поторопился насчет гладкости. Мелкий, ячеистый красноватый узор, словно нанесенный на кожу изнутри, начал проступать шершавыми гранями, стоило мне стиснуть кулак.

И в тот же момент клиновидные ногти на пальцах вытянулись, заострились отточенными иглами, щекотно царапнули ладонь.

– Занимательно, – пробормотал я и сел, не столько удрученный произошедшими со мной изменениями, сколько заинтересованный полученным результатом и движимый желанием немедленно понять принцип неизвестного явления и изучить его возможности.

Позже, остановил я сам себя и продолжил исследование совершенно незнакомого тела, которое отчетливо ощущал как свое.

Хотя, по сути, осмотр можно было ограничить руками. Все остальное тело было такое же, бронзово-красное, покрытое потайным ячеистым узором и почти голое. Не принято же считать за одежду подштанники из небеленого полотна? Хотя у меня почему-то ощущения отсутствия одежды не имелось, и прохладно мне тоже не было – возможно, из-за необычайного строения новой кожи.

– Где моя одежда? – оглянулся я на Ганика, сидевшего у самой двери в позе приготовившегося бежать воришки.

– Не знаю, – удрученно шмыгнул он носом, – когда мы сюда приехали и клали вас спать, была, а когда проснулись… – Он посопел и пробормотал: – Я вас одел, а она сказала, что нужно привязать, вдруг проснетесь уже не человеком.

– А как меня кормили? – Приняв решение, что исследованиями займусь немного позже, я поднялся с лавки.

– Хорошо кормили. – Ганик напрягся. – Мэлин птиц ловит и суп варит. Потом кормит вас бульоном. А нам кашу варит, но крупы уже мало.

– Не волнуйся, – отмахнулся я, – достать мяса для меня не проблема.

Но он почему-то побледнел и тихонько приоткрыл ногой косо висящую дверцу.

– Одежда там, на лавке в уголке, – озабоченно заглянула в дверь Мэлин и тут же исчезла.

Придется тратить магию, понял я, и провел вдоль тела руками, по памяти создавая иллюзию того, что видел в зеркале каждое утро, собираясь на завтрак. И делать так до тех пор, пока не получится распутать проклятие – ехидно подсказало настырное чувство ответственности.

– Ганик, – после заклятия голос тоже претерпел изменение и звучал привычно, хотя и несколько громко, – идем, покажешь мне, где тут умыться.

– Маглор Иридос! – Мальчишка смотрел мне в лицо сияющими от счастья голубыми глазами. – Как здорово! Говорил я этой дурочке, что вы сразу все вернете как было – и волосы и шапочку… А она не верила.

– Я тебе объяснял, чтобы ты не смел называть дам подобными словами?

– Простите, больше не буду, – заученно протараторил Ганик и настежь распахнул дверь. – Эй, Мэлин! Смотри, маглор такой же, как и был!

– Замечательно, – почему-то в тоне бастарды не было энтузиазма, а когда мы проходили мимо девчонки, до моего обострившегося слуха донеслось сказанное шепотом: – Только мантию он в тот день надевал новую.

Ну да, все верно, – хмыкнул я согласно, шагая по еле заметной тропке, пробитой за три дня спутниками, следом за мелькавшей над верхушками зарослей дикой малины спутанной рыжей шевелюрой слуги. Раздавая в тот день мантии, свою я отдал именно ей, уверенный в надежности наложенных щитов, а сам надел ту, что была новее остальных. Ну не натягивать же было самую потрепанную?

Идиот. Внезапно пришло горькое понимание. Глупец, настоящий хуторянин, простофиля! Ну и как я собирался узнать, чья это была мантия, где намерен был искать ее хозяина и как его уговаривать, чтобы рассказал, какие именно щиты и заклинания были на нее повешены? Если еще он сам знает и не получил ее подобным же образом.

А без точного знания количества и видов щитов распутать проклятие не сможет даже совет верховных магистров ковена в полном составе. И даже если получат полную информацию, навряд ли сумеют, заклинания такого рода имеют свойства с течением времени переходить в разряд необратимых. Я вот иду через заросли почти пять минут, и все это время стараюсь найти хоть малейшую зацепочку, чтобы попытаться разделить слившиеся с проклятием щиты.

Тщетно, откуда ни зацепи, все ощущается как единое природное заклинание изменения, вечное и стабильное.

– Господин Маглор! – Шепот Ганика вполне мог бы спугнуть стадо диких коз, но два лесных индюка, воинственно кружившие друг против друга на небольшой полянке, были заняты решением извечного вопроса, кто из них самый достойный.