Членом постоянной проверочной комиссии Рожнов проработал два года. Это были годы чередовавшихся малых побед и поражений — противодействуя друг другу, Рожнов и Страхов тянули кандидатов каждый в свою сторону: один — в Партию, другой — на речеисправительные курсы. А потом произошло ожидаемое: скончался Бронислав Сусоров, бывший министр обороны, которого за год до этого избрали генерал-прокурором. Сусоров был компромиссной фигурой, избранной на пике оголтелой борьбы за власть между двумя управскими фракциями. Во главе одной стоял Виталий Мезенцев, главный логопед страны и выходец из семейства Мезенцевых, потомственных главных логопедов. Другую фракцию возглавлял член Управы Валерий Павлов, министр юстиции, которого поддерживала Партия. Подковерная борьба продолжалась почти месяц, пока генерал-прокурором не избрали Сусорова, который устраивал всех. Дряхлый и больной, он даже не мог присутствовать на заседаниях Управы и почти все время проводил в Особой клинической больнице. Фактически страной управлял помощник Сусорова, полковник Якунов, близкий Мезенцеву. Главный логопед многим и виделся самой логичной кандидатурой в качестве преемника Сусорова. На него возлагала надежды наиболее консервативная часть логопедов — те, что выступали за ужесточение орфоэпического законодательства, чистку своих рядов от либералов и сторонников языковых реформ. Как логопед Мезенцев был известен в качестве жесткого противника изменения законодательства. На посту главного логопеда страны он прославился тем, что сумел отправить в отставку Стукалова, тогдашнего министра образования, который много лет был костью в горле у логопедов. Более того, Мезенцев добился возбуждения уголовного дела против Стукалова по факту превышения должностных полномочий. Это снискало Мезенцеву репутацию душителя-ультраконсерватора среди либерально настроенных логопедов и вызвало восторг в консервативной среде. Мезенцев был назначен главой правительственной комиссии по организации и проведению похорон Сусорова, что практически определяло исход выборов нового генерал-прокурора.

Однако за день до похорон 59-летний Мезенцев скоропостижно скончался в своем кабинете от сердечного приступа.

Мало кто осознал тогда, что страна оказалась на распутье. Очень немногие знали, что в Партии и среди логопедов царит раскол, что наверху идет лютая борьба кланов и фракций и что разброд и шатания укоренились в самых трезвомыслящих головах. Разумеется, знало об этом партийное руководство, знали и высшие чины логопедов. В числе таких немногих суть происходящего понял Рожнов. Незадолго до того у него установились довольно близкие отношения с одним из членов Управы, Владимиром Куприяновым, курировавшим науку. Вместе они ездили на охоту, Рожнов часто гостил на даче Куприянова. К тому же они были сверстниками. Куприянов не примыкал ни к одной из враждующих управских партий и пользовался поэтому авторитетом у обеих. В этом человеке, гораздо более искушенном в партийной борьбе, чем казалось на первый взгляд, Рожнов обнаружил последовательного приверженца идеи свободного развития языка, снятия всех административных и правовых препон на пути этого процесса. Они много беседовали на эту тему и нашли друг в друге самое горячее понимание. Чем больше они общались, тем больше утверждался Рожнов во мнении, что Куприянов, которого в стране мало кто знал, сейчас на взлете.

Так что Рожнов лишний раз порадовался собственной проницательности, узнав, что главой правительственной комиссии по организации похорон Сусорова назначен именно Куприянов. По-видимому, эта кандидатура устраивала все воюющие управские фракции. Когда через пару недель чрезвычайный пленум утвердил Куприянова на посту генерал-прокурора, новостью это стало только для народа. На разных уровнях власти о грядущем назначении уже знали и гадали, чем это может для всех обернуться. Сходились в одном: новый генерал-прокурор станет вмешиваться в вопросы языка не более своих предшественников. Это подтверждалось и отсутствием громких отставок после выборов. «Тихое назначение», — так было воспринято это событие людьми во власти, и все взгляды обратились к пустующему месту главного логопеда.

Тут интрига была гораздо острее: главный логопед избирался тайным конклавом, который состоял из двенадцати членов Совета логопедов. Им мог стать только прямой потомок первого логопеда Мезенцева, обязательно мужчина не моложе 35-ти, с опытом работы не менее 10 лет. На практике, однако, на эту должность избирались люди в возрасте, с заслугами. «Кто это будет?» — гадали все и раз за разом перечисляли подходящих кандидатов: младшего брата Мезенцева и еще четверых носителей фамилии, представителей боковых ветвей семейства. У самого Виталия Мезенцева детей не было.

Результаты конклава буквально оглушили всю касту. Новым главным логопедом стал Александр Ирошников, потомок Леонида Мезенцева по материнской линии, магистр биологии и главный логопед одного из столичных округов. В среде коллег у него была репутация либерала, он открыто поддерживал идею о языковой реформе, поэтому немедленно после объявления результатов выборов разразился скандал, разумеется, только внутри касты: представители консервативного крыла не пожелали признать результатов выборов. Выяснилось, что либералов среди двенадцати членов Совета было большинство — аж восемь человек. Самым неприятным для консерваторов было то, что все эти восемь человек были назначены в Совет покойным Мезенцевым строго на основании их заслуг и ценного опыта. Протесты, однако, затихли довольно быстро, особенно после того, как новоизбранный главный логопед снял с должностей самых рьяных протестантов. А Рожнов осознал, что у него появился уникальный шанс.

С Сашей Ирошниковым он отношений никогда не терял. Как и предрекал давно покойный Петр Александрович Рожнов, Сашины земские увлечения скоро прошли, и он вернулся в город, где семья быстро помогла ему устроиться на хорошую должность. С тех пор он рос по службе, хотя и не так быстро, как Юра. Но за ним было происхождение, голубая кровь, о чем сам Ирошников всегда отзывался с насмешкой. Либеральных взглядов Саша никогда не скрывал, а консерваторов из числа логопедов просто не замечал: все-таки аристократ в нем чувствовался.

Рожнов позвонил ему сразу же, как только узнал о его назначении. Ирошников был, как всегда, вдумчив и серьезен.

— Такое же поведение иногда встречается у представителей животного мира, — сказал он. — Например, копытные избирают себе лидеров не из числа общепризнанных, а руководствуясь критериями спасения вида. Возможно, и тут без этого не обошлось. Наше стадо, похоже, о чем-то задумалось.

— Что с Советом собираешься делать? — напрямик спросил Рожнов.

— Там открываются четыре вакансии, — так же прямо ответил Ирошников.

— Палтусы небось скачут от восторга, — заметил Рожнов, скрыв радость.

— А чего им не скакать? Они свой интерес видят. Только что Куприянов звонил, поздравлял.

— А! Ну, есть с чем.

— Ты, говорят, его знаешь неплохо?

— Да. Мужик он хороший оказался.

— Иногда обнаруживается такая аномалия среди членов Управы.

Они помолчали.

— Ну, ты, значит…— сказал Рожнов.