Внезапный прилив чувств слегка вывел его из душевного равновесия, так что по его лицу струями стекали слезы радости.

«Ну что ты стоишь в дверях? Проходи в дом», – продолжал стенать Гарик, но постепенно начинал приходить в себя после внезапного всплеска эмоций, – «Женя, иди сюда скорее!»

На зов ополоумевшего предка явилась девчонка тринадцати лет.

«В чем дело, пап?» – спросила она, увидев отца в слезах и со счастливой улыбкой на лице.

«Это твой дядя Саша. Он вернулся».

«Дядя?» – дочь Гарика в силу странных особенностей психики не всегда могла своевременно понять, куда дует ветер, отчего временами немного тупила, – «Но он же умер?»

Гарик немного смутился, но не обиделся на дочь. Однако теперь у него не находилось слов, чтобы продолжить разговор с прежним вдохновением. Женя почувствовала, что сморозила глупость. Ее лицо покрылось признаками стыда, а в воздухе повисла неуместная пауза.

«А может нам стоит выпить чаю?» – сказал я и потащил своих посеревших сородичей в гостиную, совершенно не уделяя внимания их хозяйским правам.

Когда чайник был выпит, а торт съеден, Евгения спросила:

«Так что же случилось пятнадцать лет назад?»

«С древностью лет эта история забыта…», – печально прошептал Гарик.

«А моя морда так и не разбита», – закончил я.

За прошедшие пятнадцать лет мой жизненный настрой ничуть не изменился, а ненаигранный оптимизм, как и прежде, был по-своему заразен. Рядом с ним хотелось забыть обо всех проблемах повседневной смуты.

«Да кому нужны ваши тайны? Эх, вы, взрослые…».

Критическое замечание со стороны дочери заставила Гарика улыбнуться. Я поймал взглядом улыбку брата и с определенным кокетством заявил племяннице:

«Рассказать несложно, но вряд ли история тебе понравиться».

«Но я хочу знать».

«Тогда слушай», – сказал Гарик и по-отечески сделал из прически дочери шурум-бурум, – «В то время мы вместе с матерью жили в деревне.

Это был конец прошлого века, когда любого прохожего терзал экономический кризис. Я учился в институте, а Саша только что перешел в десятый класс. То самое лето я намеривался посвятить культурному отдыху в компании с девушками и самогоном местного разлива, однако моим мечтам не суждено было сбыться.

«Игорек», – сказала матушка за ужином на следующий день после моего приезда, – «Не хочешь подколымить?

Естественно, желание работать отсутствовало напрочь, но выбор не являлся моей прерогативой.

«В смысле?» – спросил я.

«Приходил Хачик. Его бригада разбирает ферму и ему нужен стропальщик».

«Больше похоже, что ему нужна промывка мозгов», – злобно съязвил я.

«Так что мне ему сказать?» – матушка посмотрела на меня взглядом вурдалака, что означало негативное отношение к неудобным ответам.

«Скажи, что я готов к труду и обороне».

В итоге вместо девчонок пришлось обхаживать подъемный кран, созданный какими-то чудиками из Иваново. Работать приходилось в разгар солнцепека, истекая потом и жадно глотая воду из припасенной бутыли во время пятиминутных перерывов. Конечно, поначалу было трудно: мышцы ныли, поясница трещала, а ультрафиолет превратил меня в папуаса.

Однако я не унывал и через неделю полностью адаптировался к новому виду трудовой деятельности. Но через этот же временной интервал среди руин колхозной фермы появился Хачик, который наконец-то преодолел состояние нестояния.

«Ты уволен», – сказал он без объяснений, – «Приходи вечером за расчетом».

«Не очень-то и хотелось», – подумал я, но все равно было обидно.

«Не ходи к нему», – сказала матушка, когда я сообщил ей «приятную» весть, – «Ничего другого от погани ждать не приходится. Пусть подавиться, козел безрогий. Оставь ему на баранки».

Конечно, на причитающиеся мне деньги можно было затариться баранками на год вперед, однако спорить с матушкой не имело смысла. Дня через три Хачик заявился сам, шелестя купюрами. Безусловно, хотелось взять деньги, но таким поступком можно было лишить себя месячного содержания.

Так что, несмотря на всю мою нелюбовь ко всякого рода конфликтам, пришлось послать Хачика на все четыре стороны. После этого я смог спокойно заниматься культурными мероприятиями, навсегда позабыв Хачитуряна.

Однако он не позволил о себе забыть. Спустя две недели Хачик угнал у одного из фермеров гусеничный дизель и принялся сшибать столбы по всей деревне. Прибывшая на место происшествия скорая психиатрическая помощь спешно определила «шизофрению» и отправила в места не столь отдаленные. По словам очевидцев, Хачик все время выкрикивал угрозы каким-то «серым стропальщикам», которые преследовали его днем и ночью. Тем же вечером он повесился в своей палате.

Несомненно, происшествием заинтересовался угрозыск и, к удивлению оперов, выяснилось, что «серыми стропальщиками» являлись местные безработные, которые, прочитав развешенные по деревне объявления об экстренном наборе в ряды тружеников стропления, ломились в жилище к Хачитуряну.

Объявления появлялись на столбах со скоростью роста грибов, новоявленные стропальщики текли рекой к дому Хачика, а у него терпения становилось все меньше и меньше.

Вот он и решил покончить с объявлениями радикальным способом. Менты каким-то образом прознали, что это дело рук Саши, вот и пришлось спрятать его далеко и надолго.

«Какой ужас», – прошептала Женя.

«Именно», – добавил я, – «Но некоторые утверждают, что Хачитурян жив».

Отец Федор на секунду застыл, очарованный повествованием, но тут же опомнился.

– Спасибо. Это был Саша – обманщик и лжец!..

Пока отец Федор разглагольствовал, из-за кулис появились два омоновца, которые увели добровольца за сцену.

– … А мы, дети мои, помолимся!

Еще полчаса батюшка выдавал на сцене танцевальные финты под убийственный музон, а потом свет совсем погас и люди стали наощупь пробираться к выходу. Там они смогли продолжить веселье, ну а нас ждала своя дорога.

– Это и была проповедь? – спросил я, вдыхая ночной аромат апреля.

– Да, – сказал Давид, осматривая темные переулки, – А разве тебе не понравилось?

Мой взгляд старательно высматривал улыбку на его лице, но ее там не было. Тогда пришлось просто признаться.

– Нет.

– Тоже хорошо, – отметил Давид, наконец-то улыбнулся, похлопал меня по плечу, и мы пешком отправились до гостиницы.

Позднее, уже стоя у дверей наших номеров и проворачивая ключ в замочной скважине, он сказал мне то, чего я ждал весь этот долбаный вечер:

– Это был тяжелый день, но ты справился. Ты – молодец. Так что теперь спи до обеда. Клиентка появится только после пяти.