Если до этого отец Федор и был взволнован нашим прибытием, то очень ловко скрывал это мнимым весельем и полупустым стаканом.

Однако теперь, когда его гость выказал недовольство, он стал бледней известки.

– Плохая неделя. Курс акций упал, – дрожащим голосом пробормотал батюшка.

Губы Давида искривились в безумной издевке.

– Ты думаешь, это должно меня как-то тронуть?

Белеть дальше было некуда, но усилиться в дрожи отец Федор сумел:

– Н-нет!

– Тогда как мы это решим?

Отец Федор поискал по сторонам Бога, который должен был послать ответ, но не нашел. Потом вспомнил, что сам же его и придумал, упрекнул себя за забывчивость, но так и не нашел ответ.

– Так что?! – Давид говорил без эмоций, но весьма настойчиво.

– А кто ты такой?!

Такой вопрос вполне заслуженно можно назвать неожиданным.

Давид перевел взгляд с отца Федора на какую-то пропитую харю, усмехнулся, почесал за ухом, но вопреки моим ожиданиям ничего не ответил.

– Что зассал?! – завопила пропитая харя, ударив стаканом о стол.

Но и на этом перебравший игрок не успокоился.

Покачиваясь из стороны в сторону, он встал с места и принялся показательно заворачивать рукава.

– Сейчас я выбью из тебя дурь….

– Да! Да! Давай! – задорно поддержали его другие собутыльники, и только батюшка дрожал с еще большей силой.

Как оказалось, его страх имел под собой довольно прочный фундамент, который зиждился на более раннем плачевном опыте.

Не успел я оглянуться, как все уже разрешилось, а задавака хрипел, хватаясь за нож, торчавший из его горла.

– Надеюсь, впредь ты будешь лучше выбирать друзей, – обратился Давид к отцу Федору, поднимаясь из-за стола, – И завтра я жду вторую половину.

У батюшки не было сил перебороть страх и выказать свое понимание. Впрочем, этого и не требовалось. Отныне все в этом подвале знали, чем заканчивается неправильное поведение. Пока дверь открывалась, Давид постарался подсластить пилюлю:

– Всем приятного вечера. Надеюсь, что это небольшое недоразумение никак не повлияет на проповедь.

Мы обязательно там будем.

Покинув подвальное общество, мы снова оказались в темных коридорах подземелья, но задерживаться в них нам было не с руки.

Без мажордома, конечно, найти путь наверх было гораздо сложнее, и время от времени, упираясь в тупик, приходилось возвращаться обратно, но все хорошо, что хорошо кончается.

– Теперь нас ждет проповедь, – сказал Давид, хватая бокал с подноса проходившего мимо официанта.

– Проповедь?

– Именно, друг мой.

При упоминании слова «проповедь» в голове рисовались картины учительских нравоучений или сцен из кино, где люди постоянно кличут «аллилуйя».

Ничто из этого не могло привлечь меня своею зрелищностью, и потому я прискорбно-упадническим голосом обратился к Давиду:

– А нельзя без этого?

– Нет. Бизнес есть бизнес.

Дабы не выдать негативных эмоций, мне пришлось промолчать. Но Давид и без слов прекрасно знал, насколько я измотан. И потому ему захотелось поднять мне настроение, для чего он тут же остановил очередного официанта.

– Выпить моему другу!

Официант расположил передо мной поднос с выпивкой так, чтобы я смог выбрать. Когда бокал оказался в моей руке, Давид продолжил:

– За нас! За нашу дружбу! За наше будущее!

– За нас! – поддержал я.

Не успела выпивка попасть на язык, как всеобщее веселье прервал пронзительный гудок. Такой обычно встречается в театре или на заводе, и мне сразу стало ясно, что это ни что иное как призыв к сбору.

– Пора, – сказал Давид, прощаясь с бокалом.

Остальные гости, опередив нас, уже пробирались сквозь предложенный проход. Но не сказать, что кто-то торопился. Все двигались спокойным, сдержанным шагом, постепенно заполняя большой зрительный зал. Как только все разошлись по местам, кто-то наверху приглушил свет, и заиграла музыка. Ее звуки очень напоминали Вивальди, однако то и дело их динамиков вырывался компьютерный бум-бум-бум.

Эта аранжировка мучила слух не менее десяти минут, а потом на сцену выскочил уже знакомый мне отец Федор. Он долго кланялся под грохот аплодисментов, едва не потеряв свой священный колпак, одетый специально для этого торжественного случая, а потом натужным голосом завопил, опрокинув голову назад:

– Дети мои, помолимся за грехи наши! Как раз в этот момент, словно кара небесная, из динамиков вырвался особо противный семпл, отчего не скривило и не скрючило только глухих.

– Помолимся!

И снова тот же звук и те же ощущения. К счастью представление не ограничивалось пытками слуха.

– Сегодня мы поговорим о лжи! «Не лгите!» – говорит нам Бог, но разве вы его слушаете?

– Нет!!! – посыпались ответы из зала.

– Но почему же?! Разве мы не должны внемлить слову Божьему?!

– Должны!!!

– Так в чем же дело?!

– Мы грешны!!!

– И кто из вас самый отъявленный лжец?!

Кто-то в зале поднял руку, и это заставило отца Федора устроить на сцене невообразимую пляску.

На секунду мне даже показалось, что подвальные события нанесли непоправимый урон его рассудку.

Но вскоре он вновь подал голос:

– Иди же ко мне и поведай всем свою ложь!

В ответ на призыв на сцену стал забираться какой-то гоблин в зеленом свитере.

– Как тебя зовут, о, противнейший из лгунов? – спросил отец Федор, когда закулисная женщина снабдила добровольца микрофоном.

– Саша.

Доброволец был реальным гоблином с настоящим гоблинским носом. Для пущей схожести он все время кривлялся, а при ходьбе ковылял.

Плюс ко всему это чудо в перьях лыбилось хуже последнего идиота. Но именно таких придурков отец Федор искал в зрительном зале, чтобы потом сделать гвоздем своего шоу.

Итак, герой сцены был на месте. Оставалось добавить красок.

Для большего нагнетания готической атмосферы батюшка старался изобразить потусторонний голос:

– И что же ты сделал?

– Лгал и обманывал.

– Ты расскажешь нам какую-нибудь историю?

– Ну, недавно я побывал дома после пятнадцати лет отсутствия.

– И как?

– Мой брат Гарик очень обрадовался моему возвращению.

«Здравствуй, братишка», – сказал он, обнимая меня, – «Сколько лет мы не виделись?… Подумать только…».